— Расскажи мне о нём, — ревностно просит незнакомец. — Раньше у тебя никогда не было от меня секретов… И ты любила меня. Я хочу понять, неужели этого всего не осталось? Неужели полтора года нашего счастья просто исчезли без следа?

— В том-то и дело, что я, как бы тебе сказать, — я с досадой прикусываю губу, — я помню всё, честно. Я помню вчера, неделю назад, месяц, два, полгода… Любой день. Просто в моих воспоминаниях всё… иначе.

— Иначе? — Выдыхает он мне в лицо.

— Да, я помню всё. Просто я не помню тебя.

Он внимательно смотрит в мои глаза, наверно, ожидая, что я рассмеюсь, и всё окажется дурацкой шуткой. Но мне не смешно. Незнакомец протяжно выдыхает.

— Однажды, в одну из суббот, мы гуляли по Пушкинской набережной. С неба начали сыпаться пушистые снежинки. Они цеплялись за твои ресницы, и ты постоянно трогала своё лицо, переживая, что тушь растечётся по щекам. Твои пальцы, совсем красные от холода, дрожали, и я не выдержал. Взял твои ладони в свои руки и дышал на них, пытаясь согреть. Ты сказала, что никто никогда не согревал тебя своим дыханием. Я посмотрел на твои заснеженные ресницы, в твои удивлённые глаза, понимая, что влюбляюсь в тебя каждую секунду всё сильнее, и поцеловал. Я больше не мог терпеть. Не было сил. Всё, чего я хотел, это целовать твои сладкие губы. Неуверенно и робко, но ты всё-таки откликнулась на поцелуй. Мы стояли посреди дорожки, под первым снегом, мешая прохожим. Это был наш первый поцелуй, Луковка.

Я не помню. Слушая его страстный шёпот, я всеми силами пытаюсь сдержать рвущие меня на части эмоции. Я так хочу вспомнить, потому что я вижу его чувства. Он любит меня. Так чертовски сильно. А я… не чувствую ничего.

Он стирает мои слёзы, мрачнея всё сильнее. Я не хочу разбивать его сердце. Не хочу.

— А потом мы пошли к выходу из парка, и я купил тебе пушистые белые варежки из ангорки. Мелкий пушок постоянно летел во все стороны, лез в лицо, но ты упрямо ходила в них почти всю зиму. — Он мягко смеётся, а я рыдаю ещё сильнее, — Кажется, мы оба выдохнули, когда ты потеряла одну из них на горнолыжке.

Всё было. И варежки дурацкие. И пух, который щекотал нос и раздражал глаза. И горнолыжный комплекс, где я посеяла одну из них. Только его там не было.

— Ты так расстроилась, а я всё никак не мог взять в толк, не мог понять, почему. И тогда ты сказала мне, что так ты снова оказывалась в том счастливом моменте, когда я впервые поцеловал тебя, потому что ты никогда не хотела бы забывать этот день и этот момент…

Я рыдаю, не сдерживаясь. Давлюсь всхлипами и тону в слезах. А он, разбередивший мою душу незнакомец, притягивает меня к себе, покрывает поцелуями мою макушку. Держит меня, как самое драгоценное, хрупкое и ранимое.

А когда я успокаиваюсь, он приносит мне травяной чай с куском ягодного пирога, который я пекла позавчера на своей кухне в той самой квартире, где теперь живут другие люди, и садится рядом.

— Луковка, расскажи мне, — просит он. — Пожалуйста, если моя любимая жена не помнит мои, наши самые счастливые моменты, то я хочу знать, что и где пошло не так. И за что она полюбила другого мужчину.

Я цепляю вилочкой кусок пирога, отправляю в рот и задумываюсь, пока жую. Незнакомец подхватывает у меня с тарелки вилку и тоже ест мой пирог. Усмехается в ответ на мой возмущённый взгляд.

— Прости, маленькая, никак не укладывается в голове, что ты теперь меня считаешь чужим мужиком. А я соскучился по тебе, по твоей готовке, сил нет!

— Когда ты уехал в командировку? — Спрашиваю с любопытством. — И куда?

— Четырнадцатого марта я улетел в Надым, устроился в квартире, созвонился с тобой. Ты была расстроена нашим расставанием, но понимала, что это временная мера. Мне нужно было настроить работу в местном офисе нашей новой дочки. Работал круглыми сутками, лишь бы поскорее вернуться к тебе. Да, я не был хорошим мужем, забывал тебе звонить, но я всеми силами сокращал срок своей командировки, Луковка.

— Ты всё закончил?

— Не стоит думать об этом, — тихо кидает он.

— И всё же?

— Когда мне написала Дашка Вышкова, что ты собралась подавать заявление, я бросил все дела и вылетел первым рейсом. Гори оно всё огнём, если тебя не будет рядом!

— Мне жаль, — шепчу я незнакомцу, удивляясь на его слова.

Дашка — моя лучшая подруга и однокурсница. И она, кажется, в курсе, что я замужем за этим мужчиной. Интересно! Я думала, что её фраза: «Луковка, ты, вероятно, сошла с ума! Ты не можешь выйти за этого Шувалова!» — относилась к поспешности принятого решения, но, получается, я ошиблась. Подруга имела в виду, что я замужем. Уже. И она поторопилась связаться с Денисом, чтобы я не набедокурила ещё больше.

— Нет, это мне жаль, что я оставил тебя на такой длительный срок. Они бы справились и без меня, но… Я слишком заигрался, хотел держать всё под личным контролем. Дурак! Если бы я только знал, к чему это приведёт… Обещаю, я больше никогда не поставлю работу на первое место. Только ты, маленькая. Всегда.

Мне жаль этого потерянного мужчину. Его грустный взгляд ранит меня. Его руки ни на секунду не успокаиваются, постоянно ищут контакта со мной. Я понимаю, как ему непросто. Пожалуй, даже хуже, чем мне.

Для меня он — незнакомец. Я ничего не чувствую к нему. Для него я — любимая женщина, которая внезапно стала чужой. Точнее, всё той же, но больше не доступной.

Смахивает на дурацкий анекдот, в котором муж неожиданно возвращается из командировки и застаёт жену на полпути в ЗАГС с другим мужчиной.

Только это не анекдот, а моя жизнь. И его жизнь. И каким бы он ни казался мне чужим и незнакомым, я не хочу быть причиной его грусти.

— Я помню, как попала под дождь. Помню, что ждала подругу, Дашку, в кафе. Она зависла с парнем и прогуляла пары. Мы договорились встретиться в нашем любимом кафе на Арбате, но она позвонила, что не придёт. Парень запер её, не хотел будить. — Я пью остывший чай, вспоминая тот день. — Всю неделю было так тепло, так солнечно! И надо же такому было случиться, что именно в тот день хлынул дождь! Я пустилась бежать. Накрыла голову сумкой. Она расстегнулась. Кто-то помог мне поднять содержимое. Он шутил, а я даже не вслушивалась в его слова. И даже не потрудилась запомнить. Всё, о чём я думала, было сожаление о том, что относительно новая и дорогая косметика безнадёжно испорчена.

Он усмехается, и я, не выдержав, впервые улыбаюсь ему. По-настоящему. Открыто и без зажимок. В его глазах столько счастья, что я готова просто вот так сидеть и улыбаться. Весь остаток дня. А, возможно, и всю жизнь.

— Я продолжала учиться, общаться с друзьями, и в моей жизни не случалось ничего примечательного. Моя жизнь была самой обычной. Я даже ни с кем не встречалась. Пока шестнадцатого марта не встретила Олега. Он был настойчив, и я согласилась пойти с ним на свидание.

— Как вы познакомились? — В голосе незнакомца прорезаются стальные нотки.