– А почему не просишь ты? – спросила Софи с вызовом.

Джон помолчал, угрюмо глядя в пространство.

– Потому, что для меня нет надежды на прощение, – сказал он наконец.

Губы Софи позорно вздрогнули. Она прикусила их в гневе. Он прав! Тысячу раз прав! Нет ему прощения!

– Это так, – безжалостно подтвердила она. Джон хмуро кивнул, словно сам себе. – Куда я еду?

– К Владычице. Так будет объявлено. На самом же деле, в глушь, туда, где ты не будешь опасна. В уединенный дом в лесной чаще, где лишь птицы услышат твои откровения, если тебе захочется ими поделиться.

Губы Софи задрожали от подкатывающих слез.

– О… ясно, – прошептала она. – Я буду там совсем одна?

– Нет. Нилан останется с тобой как твой Распорядитель дома и как твой… охранник.

– Тюремщик, ты хотел сказать?

– Слова не меняют сути. Он проследит, чтобы мои тайны были сохранены. Я мог бы оставить тебя в Сиршаллене, если бы ты не предала меня.

– Я могла бы любить тебя всю жизнь…

Джон кажется даже дышать перестал. Софи прикусила губу. Она вовсе не желала этого говорить. Само вырвалось. Глаза ее снова постыдно защипало.

– Если бы ты выбрал меня, а не месть, – закончила она хмуро.

– Я не мщу людям. Я спасаю свой народ от их алчности.

– Слова сути не меняют, – передразнила Софи. – Давай, запрячь меня в свои леса, Шахране. Я не могу тут больше находиться. Все тут… – Софи оглядела гостиную, что за какие-то десять дней стала ей роднее квартиры в Кайрине, в которой она прожила три года. – Все тут невыносимо.

– Как и мне.

– Мы здорово отравили друг другу жизнь, да Джон? – прошептала Софи со смешком. – Надо же… как мало времени для этого оказывается нужно.

Джон молчал. Он словно никак не мог решиться.

– Я готова, – напомнила Софи.

– Я вижу, но готов ли я?

Софи подняла брови.

– Это же твоя идея.

– Это разумный совет, которому я решил последовать.

– Интересно, чей он, – усмехнулась Софи. Отчего-то ей казалось, что она знает ответ. – Не боишься, что он убьет и меня, и Нилана как-нибудь ночью? У него полно верных перстов, которые с радостью это сделают.

– Эльтан скоро покинет Сиршаллен. Его думы не долго будут заняты тобой.

– Какое облегчение, – Софи закатила глаза.

Линар тяжело вздохнул. Софи обвела взглядом гостиную и потеряно присела на диван.

– Я мог бы оставить тебя в Сиршаллене, если бы верил, что ты не предашь меня снова. Но завтра в этот дом придет Лейн. Что мне остается? Вырвать тебе язык? Я не способен на это. Я должен обезопасить свой народ, раз уж был так глуп, что доверился тебе. Утром я хотел увезти тебя. Теперь же… не могу решиться. Слабости мои не знают числа.

Софи посмотрела на него. Линар стоял ссутулившись, потеряно глядя перед собой. Весь его вид говорил о тяжелой горестной борьбе, и Софи ничего не могла поделать с всколыхнувшейся в груди жалостью. Ей было больно смотреть на такого Джона. Она все еще любила его, даже после всего что узнала.

– Ты сказал мне, что если я сообщу Лейну, он умрет. И я умру.

– Это так, – отрезал Джон. – Поэтому я не дам тебе и шанса. Я не смогу смотреть, как тебя лишают жизни из-за моего малодушия.

Софи прикусила губу. Перспектива жить до самой смерти в лесной глуши совершенно одной – Нилан не в счет – испугала ее не на шутку.

– Я не хочу этого, Джон. Пожалуйста, не отсылай меня. – прошептала она напугано.

 Джон мотнул головой.

– У меня нет выбора. Неужели ты думаешь, что для меня это не больно? Я с трудом провел день вдали от тебя, мучаясь от мыслей. Они словно рой пчел жалят меня одна больнее другой. Я погубил твою жизнь. И я люблю тебя так, как никого и никогда не любил. Мое сердце разрывается… – он приложил руку к груди, словно ему и вправду было физически больно. – Я забрал твою жизнь, втравил в войну, которой ты не знала и не хотела знать. И унизил… всеми мыслимыми способами. Я так хотел твоей любви, даже зная, что для нас невозможно соединить судьбы. Как эгоистично с моей стороны. Ты права, я – чудовище, и вся моя боль заслужена. Я заслуживаю и большего страдания. И вкушу его.

Он посмотрел на нее строго, словно она бросала ему в лицо обвинения.

– Прощения для меня нет, – прошептал он сдавленно. – Как нет и надежды. Я полностью отдаю себе в этом отчет. Ступив на путь, что я выбрал, назад не повернуть.

Он сглотнул и выпрямился.

– Прости мне, если сможешь, хотя бы гневные слова. Я назвал тебя ханти, рабыней… Я не… Не могу найти себе оправдания, кроме боли, что затмила мне разум. Ты клялась, что останешься со мной, и обманула. Предала свои слова так легко, словно они ничего не значили. Я не смогу уважать тебя и верить тебе как прежде, но мне стоило сдержать гнев. Я как и всегда был слишком эмоционален. Совсем как человек. – Он презрительно скривил губы.

Софи вспыхнула. Презрение в его голосе резануло ножом.

– Отошли меня! – она решительно встала и схватила свою коробку. – Не желаю оставаться здесь!

Джон изумленно глядел на нее.

– Но ты только что…

– Плевать, что я говорила! – Софи в ярости тряхнула коробку. – Не могу слушать, как ты поливаешь грязью все человеческое, что в тебе есть! А мне нравится быть человеком, Джон! Да, быть человеком, понял?! Не высокородной эльфийской ледышкой, а живым человеком, который злится и делает ошибки! А ты оставайся в своем мирке и смотри как все умрут, чтобы твои сородичи могли жить как им удобно. В тишине растить свои деревья, или что вы там будете делать, когда все люди сгинут? Не хочу участвовать в этом! Не желаю! – на глазах Софи выступили слезы. – Б-буду сидеть одна в-в лесу-у-у-у… – она горестно разревелась, закрывая лицо ладонями.

Коробка свалилась на пол. Софи бессильно опустилась туда же.

Рыдания сотрясали все ее тело. Ей было страшно, ужас волнами пробегал по коже, от мысли, что вся ее жизнь сведется к бессмысленному одинокому существованию у черта на рогах. Что она сейчас уедет и никогда больше не увидит никого, кто ей дорог. Ни родителей, ни друзей, ни его… Она никогда больше не увидит Джона! От этой мысли слезы с новой силой полились из глаз, а от ужаса, что после всего, что произошло, это ее пугает больше прочего, Софи тихо завыла в ладони. Она не может горевать о нем! Не должна! Не смеет! Он чудовище, жестокое, отвратительное чудовище, что притворилось человеком. А она дура, влюбилась в него. И сейчас-то ее глаза открылись, вот же он перед ней. Только что разорвал на ней одежду, грозится сослать в заточение на всю жизнь, а она что же?.. Все равно горюет о нем? Да что с ней такое?!

Джон опустился на колени рядом, Софи увидела это сквозь пелену слез. Он осторожно обнял ее и притянул к себе. И Софи не помешала. Она обняла в ответ слабыми руками, позволяя утешать себя, гладить по голове и стирать слезы со щек. Она не должна была, надо было гордо оттолкнуть, встать, вскинуть голову, но ей было ужасно горько, страшно и плохо, и Джон был единственный, чьих объятий она хотела. Он был единственный, кто мог утешить ее хоть отчасти, и она не смогла покривить душой перед самой собой. Она хотела его прикосновений, его ласки. Хотела, чтобы он сказал, что все будет хорошо, что он отведет все ее тревоги, защитит от любой беды…