— Мы работаем вместе чертову прорву лет, —продолжал Клебовников. — Я знаю тебя, как облупленную.

— И что? — с вызовом спросила она. — Это даеттебе право брать чужие вещи?

— В дамских сумочках лежат ответы на многиевопросы, — хмыкнул Клебовников. — Я заметил, что ты сама не своя ичуть что — хватаешься за нее.

Люся не могла заставить себя отлепиться от двери, хотя ужепоняла, что начальнице больше ничто не угрожает. По крайней мере, Клебовниковвыступает в роли друга, а не врага.

— Коль, это не твое дело.

— А чье, интересно? Я работаю в журнале, который тывозглавляешь. Если что‑нибудь случится, пострадают все. Ты об этом недумала?

— Да с чего ты взял, будто что‑тослучится? — Белоярова постепенно оживала. Голос ее набрал силу и обрел необходимуютвердость. — Масса женщин носит с собой оружие.

— Мне только сказки не рассказывай. — Скрипнулпол. Вероятно, Клебовников прошелся по кабинету. После паузы спросил: — Ты кого‑тобоишься?

— Я никого не боюсь.

Белоярова сказала это так твердо, что при другихобстоятельствах Люся ей поверила бы. Хотя… Она — не показатель. Ее легко можетобвести вокруг пальца даже дрессированная лошадь.

Что ответил на это заявление Клебовников, Люсе узнать уже неудалось. Ей показалось, будто кто‑то медленно приближается к приемной,хотя ворсистая ковровая дорожка и проглатывала звук шагов. Не желая бытьзастигнутой на месте преступления, Люся порхнула к рабочему креслу и, чтобыскрыть смятение, принялась вращаться в нем, отталкиваясь воздушной ножкой отпола.

Она успела сделать лишь два оборота, когда на порогенарисовался глубоко и гневно дышащий Леонид Карлович Полусветов. Былая сила ужеперебродила в нем, но все еще напоминала о себе мощной поступью. Это былкрупный старик с завидным разворотом плеч и мшистыми бровями. Впрочем, сильнеевсего возраст выдавала редкая тусклая щетина. У охранника Игоря, к примеру,растительность на лице была сочной, жесткой и росла весело, как канадскийгазон. Лицо же Полусветова напоминало серый валун, обросший бледным мхом.Однако на людей он смотрел остро и зорко, как всегда готовый к драке бродячийпес. Какими путями представитель «старой гвардии» попал в редакцию модногоглянцевого журнала, Люся не знала. Зато знала, что Полусветов скоро уволится,потому что уезжает жить к сыну в Лондон.

— Здрасьте, — пролепетала она, притормозив носкомтуфли. — Алла Антоновна занята. У вас что‑то срочное?

— Срочное, — неожиданно рявкнул на нее степенныйПолусветов. — Я жаловаться пришел.

В ту же секунду дверь заветного кабинета отворилась, и напороге возник Клебовников.

— Жаловаться? — удивленно переспросил он. —Ты — и жаловаться? Сегодня просто день чудес.

Белоярова появилась из‑за плеча своего зама, лицо еепылало. «Уж не целовались ли они?» — подумала Люся с сомнением. Обычно игривыемысли не приходили ей в голову вот так вот, с лету. Но сегодня случай былособый. Целовались или боролись. Или же словесная перепалка их таквзбудоражила.

— Что такое, Леонид Карлович? — деловито спросилаБелоярова.

«Нет, вряд ли они целовались, — снова подумала Люся. —Слишком уж быстро она пришла в себя». Если бы ее кто‑нибудь поцеловал, даеще на рабочем месте, она улетела бы к звездам и вернулась дня через два.Впрочем, Белоярова — не она. Белоярова — жесткая, но очень естественная. Люсяей завидовала. Не тому, что у нее фантастическая фигура, яркое лицо, короткие игустые красивые волосы. А вот именно этой врожденной грации и внутреннейсвободе, которая или есть, или нет. Люся не была дурочкой и понимала, что ейникогда не стать похожей на свою начальницу.

— Что такое?! — переспросил Полусветов. Онотдувался, как закипающий чайник, и слова снарядами вылетали у него изорта. — Вандалы ворвались в мой кабинет! Разбили мою чашку! Ее подарили мнечетверть века назад, я привык к ней! Я не смогу без нее! Разбили вдребезги! Кто‑топрокрался и…

Белоярова озадаченно потерла переносицу и переступила с ногина ногу. Кажется, она все еще была в замешательстве. Клебовников между тембросил быстрый взгляд на Люсю Антипову, которая болталась где‑то позадиПолусветова, и сразу все понял. Виду секретарши был ужасный. Именно с такимвыражением лица драматические актрисы падают в обморок, сотрясая подмостки.

Клебовников не удержался и хмыкнул. Люсю Антипову следовалоспасать. Против Полусветова она не выстоит, «чашечная буря» способнаперевернуть и потопить утлое суденышко ее самоуважения.

— Слушай, Леонид Карлович, — сказал он, изобразивраскаянье и замешательство. Для пущего эффекта он даже потер затылок. — Тыуж прости, но это не вандалы. Это я. Зашел я, понимаешь, к тебе в кабинет, туттелефон зазвонил. А чашка твоя на краю стола стояла. Опасно так стояла. Ну,рукой я махнул, она возьми и…

— Именно так самое страшное и случается, —неожиданно вмешалась Белоярова. — Ты ни о чем таком не подозреваешь. Апотом делаешь один неосторожный шаг — и все, ничего не поправить.

— Так чего ж ты. Даже осколки не собрал! — ГрудьПолусветова все еще бурно вздымалась, однако с лица схлынула нехорошаябледность, и оно покрылось нежно‑розовыми пятнами. — Ушел, всебросил… Я думал — вандалы!

— Меня срочно на переговоры вызвали, Лень, —продолжал оправдываться Клебовников, тревожно поглядывая на Люсю Антипову.

Сообразив, что заместитель главной обо всем догадался итеперь ее выгораживает, она пришла в такое волнение, что едва не вылезла изсвоей дурацкой кофты. Ломая руки и кусая губы, она стояла позади Полусветова,готовая сейчас же выйти вперед, признаться во всем и тут же отправиться наказнь.

Она вообще была девушкой особенной, не из этой жизни. КогдаКлебовников увидел ее в первый раз, он даже опешил. Глаза бескорыстные исерьезные, как у щенка, притащившего палку. Именно такие дурочки без колебанийуглубляются в темный лес, чтобы угостить бабушку пирожками. Что с этим можноподелать, Клебовников не знал. Зато он знал твердо, что не сегодня, так завтракто‑нибудь обломает ей крылья. И тогда она или повзрослеет и окрепнет,или совсем пропадет. Клебовникову было жалко, чтобы она пропала.

Стараясь как‑то подбодрить Люсю, он улучил момент изаговорщически подмигнул ей. Она несколько раз судорожно вздохнула, после чегозажала рот рукой и бросилась вон из приемной.

— Что это с ней? — спросила Белоярова, изумленнонаблюдая за бегством собственной секретарши. — Она сегодня очень странная.

— Сегодня все очень странные, — сердито ответил наэто Полусветов.

Негодование боролось в нем со справедливостью. Вымещать наКлебовникове свою досаду было глупо, да и не с руки.

Люся тем временем неслась к туалету. Ей необходимо былоуединиться и выплакать те чувства, которые затопили ее душу. Благодарность кКлебовникову и одновременно жгучий стыд за свой поступок. Конечно, нельзя былопозволять ему брать на себя разбитую чашку, но это было так… сладко: сначалаиспугаться, а потом вдруг совершенно неожиданно оказаться в безопасности. Онаникак не могла проглотить комок, застрявший в горле, поэтому спряталась вкабинке, за неимением носового платка оторвала клочок туалетной бумаги иуткнулась в него носом.