— Не прикидывайся, будто не знаешь, — жесткосказала Нимуэ. — Всем известно, что Владычицу Озера снедает прямо-таки болезненнаястрасть, связанная с легендой о Цири. Кругом только и слышишь, что неопасныйвначале бзик переродился у меня во что-то похожее на наркозависимость или дажеманию. В этих слухах много правды, дорогая моя Кондвирамурса, много правды! Аты, коли уж я взяла тебя в ассистентки, тоже заразишься этой же манией изависимостью. Ибо таковы мои требования. Во всяком случае, на время практики.Понимаешь?

Кондвирамурса согласно кивнула.

— Тебе только кажется, будто понимаешь. — Нимуэвзяла себя в руки и немного остыла. — Но я тебе это поясню. Постепенно. Акогда время придет, объясню все. А сейчас — отдохни…

Она осеклась, глянула в окно, на озеро, на черный штришоклодки Короля-Рыбака, четкий на золотом мерцании вод.

— Пока отдохни. Осмотри галерею. В шкафах и витринахнайдешь альбомы и картоны графики, все они тематически связаны со сказанным. Вбиблиотеке собраны все версии легенды, а также большая часть научныхразработок. Посвяти им немного времени. Смотри, читай, концентрируйся. Я хочу,чтобы у тебя набрался материал для сна. Зацепка, как ты выразилась.

— Я это сделаю. Госпожа Нимуэ…

— Слушаю.

— Два портрета… Ну, те, что висят рядышком… Тоже неЦири?

— Я же тебе сказала: портретов Цири не существует. Ниодного, — терпеливо повторила Нимуэ. — Более поздние художникиизображали ее исключительно в массовых сценах, каждый в меру собственнойфантазии. Что касается этих портретов, так тот, что слева, тоже скорее вольнаявариация на тему, поскольку представляет нам эльфку Лару Доррен аэп Шиадаль,особу, которой художница знать не могла. Ибо художницей была знакомая тебе,вероятно, по легенде Лидия ван Бредвоорт. Одно из уцелевших полотен, написанныхмаслом, еще висит в Академии.

— Знаю. А второе?

Нимуэ долго смотрела на картину. На образ худощавой девушкисо светлыми волосами и грустным взглядом. Одетой в белое платьице с зеленымирукавчиками, — Ее писал Робин Андерида, — сказала она, отворачиваясьот полотна и глядя прямо в глаза Кондвирамурсе. — А кого он изобразил… Этоскажешь мне ты, сновидица и онейромантка. Выясни это. И расскажи мне твой сон.

* * *

Мэтр Робин Андерида первым заметил приближающегосяимператора и согнулся в поклоне. Стелла Конгрев, графиня Лиддерталь, встала исделала реверанс, быстрым жестом приказав проделать то же сидевшей в резномкресле девушке.

— Приветствую дам, — кивнул Эмгыр варЭмрейс. — Приветствую и тебя, мэтр Робин. Как идет работа?

Мэтр Робин быстро откашлялся и снова поклонился, нервновытирая пальцы о халат. Эмгыр знал, что художник страдает острой агорафобией иболезненно робок. Но кому это мешает? Главное — как он пишет.

Император, как обычно во время поездок, был одет вофицерскую форму гвардейской бригады «Импера» — черные доспехи и плащ с шитьем,изображающим серебряную саламандру. Он подошел, взглянул на портрет. Вначале напортрет — и лишь потом на модель. Худенькую девушку со светлыми волосами игрустными глазами. Одетую в белое платьице с зелеными рукавчиками и высокимвырезом, в котором виднелось колье из перидотов.

— Прекрасно, — бросил он в пустоту — так, чтобынепонятно было, что именно он хвалит. — Прекрасно, мэтр. Извольтепродолжать, не обращайте на меня внимания. Позвольте вас на одно слово,графиня.

Он отошел к окну, принуждая ее идти следом.

— Я выезжаю, — сказал он тихо. —Государственные дела зовут, благодарю за гостеприимство. И за нее. Запринцессу… Хорошая работа, Стелла. Вы вполне заслуживаете похвалы. Обе. И ты, иона.

Стелла Конгрев низко присела в изящном реверансе.

— Ваше императорское величество слишком добры к нам.

— Не хвали дня до захода…

— Ах, — графиня слегка поджала губы, —значит, так.

— Значит, так.

— И что будет с ней, Эмгыр?

— Не знаю, — ответил он. — Через десять днейя возобновлю наступление на Севере. Оно обещает быть нелегким. Очень тяжелаявойна. Ваттье де Ридо следит за направленными против нас заговорами ипротиводействующими группировками. К разным, самым различным действиям можетпринудить меня забота о безопасности государства.

— Это дитя ни в чем не виновно.

— Я сказал — безопасность государства. Безопасностьгосударства не имеет ничего общего со справедливостью. Впрочем… — Онмахнул рукой. — Я хочу с ней поговорить. Наедине. Подойди поближе, княжна.Ну, давай, давай. Быстрее. Император приказывает.

Девушка низко присела. Эмгыр внимательно смотрел на нее,мысленно возвращаясь к столь чреватой последствиями аудиенции в Лок Гриме. Онбыл признателен, более того, восхищался Стеллой Конгрев, которая за минувшиешесть месяцев сумела превратить неуклюжего утенка в маленькую аристократку.

— Оставьте нас, — приказал он. — Прервись,мэтр Робин, промой кисти, скажем. Тебя, графиня, прошу подождать в приемной. Аты, княжна, пройди со мной на террасу.

Выпавший ночью мокрый снег растаял в первых лучах утреннегосолнца, но крыши башен и навесные бойницы замка Дарн Рован все еще быливлажными и блестели так, словно там что-то горело.

Эмгыр подошел к балюстраде. Девушка, как предписывал этикет,держалась в шаге позади него. Нетерпеливым жестом он подозвал ее и велелподойти ближе.

Долго молчал, обеими руками опершись о перила, вглядываясь вгоры и покрывающие их вечнозеленые тисы, резко контрастирующие с меловойбелизной каменистых склонов. Поблескивала река — лента расплавленного серебра,змеящаяся по дну котловины.

В воздухе чувствовалась весна.

— Я слишком редко здесь бываю, — бросил Эмгыр.Девушка молчала.

— Слишком редко приезжаю сюда, — повторил он,поворачиваясь к ней. — А ведь здесь места прекрасные и спокойные. Красивыйпейзаж… Ты согласна со мной?

— Да, ваше императорское величество.

— В воздухе уже чувствуется весна. Я прав?

— Да, ваше императорское величество.

Снизу, с придворцовой площади, доносилось пение,перекрываемое скрипом, бряцанием и звоном подков. Эскорт, уведомленный о том,что император собирается отбыть, спешно готовился в путь. Эмгыр помнил, чтосреди гвардейцев есть один, который любит петь. Часто. И независимо отобстоятельств.

Обожги меня глазками,