Ретт чувствовал себя не в своей тарелке. У них с Жаном даже не было толкового плана с чего начать поиски, а Хел в кои-то веки взбодрился от перспективы побороться за любовь, пусть и не свою. И что с ним будет, когда Ретт разведет руками на вопрос «И с чего мы начнем?».

Ретт понятия не имел с чего начать. Родители его изыскания поддерживать не собирались, самые старые и почтенные старейшины были в полном их распоряжении, и когда Ретт сунулся к ним с расспросами, они с невозмутимым видом сообщили, что деогенса повелела не разговаривать с ним на подобные темы. А это значило, что даже пожелай они рассказать ему хоть что-то интересное, их язык просто прилипнет к небу. Ретт разозлился на мать так сильно, что перестал с ней разговаривать.

Он поспешил вытащить из библиотеки стаи все самые старые книги и записи и спрятал их у Жана. Они спешно занимались консервацией лаборатории. Специфика алхимических экспериментов просто не позволяла бросить все как есть и сорваться с места, если конечно через месяц ты хотел обнаружить свой дом и его обитателей на месте, а не на луне.

Вечерами Жан штудировал литературу стаи, в поисках зацепок. Ретт немного смущался от этого, ведь эти книги принадлежали Шефердам и давать их читать Ла Росси было несомненно нарушением неписанных законов. Но Ретту, собравшемуся нарушить Великий союз, явно не стоило переживать из-за такой ерунды, как нарушение домашних правил.

Он отправил пару верных волков следить за домом Леонида, но, увы, подумал об этом слишком поздно. Вампир пропал. Дом закрыли и только сторож, садовник да пара горничных посещали его, чтобы прибраться и смахнуть пыль с окон. Леонид исчез вместе с Морхедом, Балера и Терезой.

Ретт не особо переживал по этому поводу. Это было ожидаемо. Проявив агрессию в сторону стаи, Леонид мог опасаться мести и предпочел спрятаться. За безопасность Терезы Ретт не волновался — Фетаро не позволит своему тузу выпасть из рукава.

Ретт был на полпути к веранде лаборатории, когда ему на встречу из-за поворота садовой дорожки вышла супруга Хела, Женевьева в сопровождении двух своих волчиц-компаньонок. Ретт, прежде чем успел себя остановить, почувствовал досаду. Ох, только маленькой мисс Привидение ему не хватало!

Женевьева была тоненькой и хрупкой, что в стае оборотней никак не могло считаться достоинством. В девичестве она носила славную фамилию Ходж, второй по влиянию и многочисленности стаи империи Галивар.

Увы, политические браки в стае Ходж стали нормой задолго даже до Шефердов, и вырождение волчьей крови сказалось на них сильнее. Вот и рождались у них такие как Женевьева — субтильные, белокожие, едва способные к обороту. Хелу в жены досталась их старшая дочь. Император был категоричен в своем выборе. Две главные стаи страны должны быть в близком родстве, никакие конфликты и междоусобицы недопустимы.

Когда Хел женился, он уже год как жил со своей волчицей, Ирмой. Они нашли друг друга в восемнадцать, запрещать сложившейся паре быть вместе никто и не думал. Шеферды полагали, что мисс Женевьева понимает куда она попала и на каких правах. Женевьева Ходж, без двух минут Шеферд, сочла сожительство своего жениха с другой женщиной недопустимым.

Хелу в категоричной форме велели оставить свою волчицу. Женевьева желала быть его женой не только на бумаге. Ретт не знал, что такого Хел наговорил своей невесте, но догадывался, что в выражениях он не стеснялся. Перед свадьбой пошли слухи, что Женевьева собирается сбежать обратно в отчий дом со всей свитой. Слухи были кем-то бережно донесены до императора.

Хельстрому велели умерить любовный пыл и жениться на той, кого выбрал монарх. Карл Третий не желал понимать разницу между двумя волчицами. Хел женился. Ирма перестала открыто жить с ним вместе.

Но месяц за месяцем он бегал от жены налево. А потом Ирма заболела. Ретт тогда еще не учился в алхимической королевской академии и большую часть времени проводил на сборах в полку. Семейные дрязги между Хелом и его женой проходили мимо него, он слышал только его жалобы, но не видел всего воочию.

Болезнь Ирмы была стремительной и слишком уж похожей на яд. Какой яд мог свалить сильную оборотницу они так и не узнали. Алхимики и старейшины развели руками. Ирма умерла у Хела на руках.

На следующий день в поместье случился грандиозный скандал. Пьяный в стельку Хел выбросил свою жену в одной сорочке из окна спальни. Это стоило ей всего-то пары синяков, но сам факт. Хел обвинял ее в смерти любимой и многие разделяли его гнев. Женевьева была слишком открыто настроена против его пары. Но отравить истинную волчицу?! До такой подлости ни один оборотень бы не опустился.

Она не отрицала свою вину, закрывшись в своей гордости и гневе. Да никто ей и не поверил бы. Шеферды осудили ее быстро и без права на обжалование — все указывало на нее. Связанная браком, она осталась в поместье, но стала изгоем. Слишком гордая, чтобы оправдываться, слишком презираемая, чтобы хоть кто-то вступился за нее, она стала местным призраком. Гуляла по саду в сопровождении волчиц-спутниц из рода Ходж, старалась не попадаться на глаза никому из Шефердов.

Встречи с ней всегда были для Ретта тягостными. Он не мог ее игнорировать — она была все-таки женой его брата и приличия, воспитание и банальная жалость всегда заставляли его завести с ней беседу. И ничем хорошим они обычно не заканчивались.

— Доброе утро, Женевьева. — вежливо начал он очередной круг мучительных расшаркиваний.

— Доброе утро, сэр.

В это «сэр» обращенное ко всем мужчинам Шефердам она вкладывала столько презрения, сколько не было в ином грязном ругательстве.

— Прекрасная погода для прогулки. — не сдавался Ретт, мысленно давший зарок, что после третьей фразы его долг вежливости будет исполнен и он сбежит отсюда подальше.

— Хельстром снова тренируется. Как думаете на сколько его хватит на этот раз? — пропела девица с мстительной улыбкой. Ретт разом вспомнил почему ему в тягость говорить с ней. Женевьева была не особенно красива, но мила. Русые волосы завивались в милые кудряшки, она носила простые, строгие на северный манер своей родины платья и выглядела младше своих двадцати девяти лет.

— Уверен, в этот раз он завяжет с алкоголем окончательно. — соврал Ретт. Никакой уверенности на этот счет он не испытывал.

Женевьева медленно, очень медленно растянула губы в улыбке.

— Не-со-мне-нно, — протянула она с издевкой. — Прошу извинить.

Прошуршали юбки, она прошла мимо, закатив глаза. Волчицы-спутницы, гордо задрав нос, прошествовали следом.

Ретт не мог бы однозначно сказать, что он чувствовал по отношению к жене брата. Она открыто ненавидела всех Шефердов, но ведь и они не были к ней радушны. Фамильная гордость не позволяла ей искать прощения или улещивать кого-то, а приказ императора не давал покинуть нежеланного мужа. И Хел и она оба были в ловушке. Вопрос отравила ли она волчицу Хела формально оставался открытым, но уже был не столь важным. Даже если она этого не делала, после трех лет молчаливого бойкота у нее было полно поводов ненавидеть семейство Шефердов.