Но так или иначе на постановку мы его все-таки уговорили. Это были долгие переговоры, Андрей нам помогал, показывал театр, переводил. Но предстояло еще обсудить массу деталей, и фестиваль был вполне подходящим местом для встречи с режиссером. Я не знала, что мне выбрать – деловую поездку или путешествие с сыном. Андрей говорит: «Я все равно полечу во Вьетнам, так что решай». У меня возникло непередаваемое чувство, что Эмир подождет. И вообще все на свете подождут. Я решила, что поеду с Андреем. Может быть, моя интуиция мне подсказывала такое решение, но я не могла полагаться только на интуицию, поэтому обосновала все для себя весьма логично: мы только и делаем, что безостановочно работаем, вне работы почти не общаемся, год выдался напряженным. К тому же возраст у парня такой, влюбится-женится – и ищи-свищи. Мы много тогда шутили на эту тему, говорили, что, может, пора уже ему подыскивать какое-то жилье, я говорила, что молодые пары должны жить отдельно. «Понимаешь, Андрей, я же буду все время на твоей стороне, а это может помешать взаимоотношениям между тобой и твоей девушкой». Он говорил: «Мам, ты успокойся, я не собираюсь приводить сюда девушку. Не встретил я еще ту самую. А если возникнет такая необходимость, сниму квартиру». – «Правильно, – говорила я, – но только не очень далеко от меня. Если что, будешь прибегать в гости, чаю выпить, поболтать, перекусить». И я все ждала, когда это случится. Подначивала его. Говорила: «В твоем возрасте надо чаще интересоваться, когда родителей не будет дома». Он смеялся: «Мам, вообще-то вас и так почти никогда не бывает дома». И это была чистая правда. Мы с Сергеем жили на чемоданах – съемки, фестивали, гастроли, театр. Дома нас редко можно было застать.

В общем, я приняла решение. Говорю Сергею: «Поезжай сам на фестиваль, там всего два-три дня, а я действительно очень хочу поехать с Андрюшкой». И мы полетели во Вьетнам.

Мы решили не экономить на себе и выбрали очень хороший отель. Я много путешествовала и знала, как важен уровень отеля в странах с влажным климатом. Заселившись в отель, поняли, что не прогадали. В номере был балкон, на котором стояли столик и огромная круглая банкетка с разномастными подушками на ней – идеальный антураж для того, чтобы пить кофе и смотреть на рай, который расстилался под окнами. А там действительно был рай – особенно если сравнить с февральской Москвой. Гамаки, пальмы, постриженные лужайки, цветы и океан. В ресторане можно было найти все, что пожелает душа – немыслимое изобилие фруктов, вкуснейшие десерты, шампанское на завтрак и прочие атрибуты роскошной жизни.

В первый же вечер мы расположились под пальмами с видом на безлюдный пляж, заказали чайник чая и приступили к любимому занятию – разговорам на самые разные темы. Людей вокруг почти не было, в темноте мерцали фонарики гирлянд – у нас такими только под Новый год улицы украшали, а там вся эта красота радовала глаз круглогодично – рядом шумело море, в общем, были созданы все условия, чтобы мы с сыном расслабились и наслаждались отдыхом.

Болтали мы чуть ли не до утра и обсудили все на свете, даже пластические операции. Я делилась с Андреем своими размышлениями о том, что все мои ровесницы себе уже подтянули все, что можно. «С одной стороны, – говорю, – я их понимаю – хочется продлить молодость, еще поиграть лирических героинь. А то опыт-то большой, а внешность уже не очень позволяет. В разряд взрослых мам и молодых бабушек переходить как-то пока не хочется. А с другой стороны – страшно. Мало ли какой результат после этих подтяжек будет?» Тогда как раз вошли в моду эксперименты с губами, девушки ходили неестественно губастые, как утки Дональды Даки. Выглядело это смешно и жалко и красоты (на наш с Андреем взгляд) им не добавляло. Андрей выслушал все мои аргументы, все мои метания по поводу того, делать мне что-то со своей внешностью или не рисковать, и ответил: «Не бойся оставаться самой собой. Потому что если тебя любят, то уж никак не за то, что у тебя где-то что-то подтянуто или где-то что-то пришито. Если ты заметишь, пластика очень редко бывает удачной». Я пыталась возразить: «Хорошо тебе говорить, ты мужчина, и тебе 25 лет. А я не молодею!» Андрей возмутился: «Послушай, что ты такое говоришь? Ты же запускаешь программу старения!» И я задумалась – может, он действительно прав?

Говорили мы обо всем. Андрей всегда поражал меня своим человеколюбием, тем, как он умудрялся избегать осуждения, как он тщательно выбирал слова для выражения своих мыслей. Я спрашивала: «Как тебе удается жить по совести?» – «А в чем смысл врать себе и другим?» – отвечал он. «А как получается общаться с окружающими, никогда не оскорбляя и не обижая их?» – «Ну так это известная истина – относись к другим так, как ты хотел бы, чтобы относились к тебе. Не у всех это получается? Так потому что надо практиковать такой подход, а не просто цитировать мудрые мысли», – объяснял мне мой 25-летний сын. И я не уставала поражаться его мудрости и зрелости. Андрей, несмотря на свой юный возраст, стал в каком-то смысле моим духовным учителем.

В вопросах веры мы с Андреем сошлись на том, что в каждой религии есть свой, особый взгляд на мир, но очень много похожих моментов – к примеру, постулат о том, что бог един. И мне кажется, что так и есть – вот этот верховный криэйтор, которого называют богом, он един для всего мира. Он создал природу, животных, каждый цветок, каждого человека. И я никогда не понимала, зачем так яростно биться, выясняя, чей бог правильнее, если он один. Однажды мы с Андреем были в Египте и пошли на гору Синай. Восхождение длилось всю ночь, и мой сын, хотя был школьником, ни разу не пискнул, что он устал или хочет есть, или ему холодно. Он стойко дошел до вершины и встретил рассвет. Вместе с нами шла самая разношерстная публика: монахини, туристы – пузатые дядьки со своими красотками, египтяне с верблюдами. А когда мы спустились, то у подножия горы обнаружили храм Святой Екатерины. А рядом с этим храмом, буквально на расстоянии нескольких шагов, стояла мечеть. И струйка туристов, спускающаяся с горы, делилась на две части – одна в одну дверь входила, другая – в соседнюю. И не было между ними никакой вражды и противоречий. Мне всегда казалось, что мир должен быть именно таким, и именно за таким миром будущее. Люди как капли в океане, вроде обособлены, но в то же время едины. В этом мнении мы с Андреем совпадали.

Мы с Андрюшей читали много книг по философии, изучали анатомию, альтернативную медицину. Читали книги Дэвида Хокинса, Эдгара Кейси, были впечатлены книгой Рэймонда Моуди «Жизнь после жизни», где собраны триста историй людей, побывавших в клинической смерти. Еще там рассказывалось о вспышках памяти у детей, отсылавших к их прошлым жизням. Поразила одна из историй: мальчик пришел с мамой в гости к незнакомой ему женщине и сказал: «Здравствуй, я твой муж». – «Но у меня нет мужа», – говорит женщина. «Я знаю, меня убили в этой комнате», – сказал мальчик и сообщил дату смерти и оружие, которым его убили. Женщина опешила и говорит: «Но ведь пулю не нашли и оружие не найдено, как ты можешь знать?» Мальчик говорит: «Пуля – вот здесь, за плинтусом». Отодрали плинтус – и действительно там была пуля. Истории, описанные в этой книге, были документально подтверждены, и каждая из них поражала воображение.

Андрей тонко чувствовал людей. Меня всегда это поражало: вроде мы оба смотрим на одного и того же человека, но я как будто рассматриваю его сквозь темное бутылочное стекло, и для меня его душа – потемки. А Андрей видит насквозь. Это его свойство начало проявляться в самом раннем детстве. Помню, когда ему был год или около того, он очень веселил публику на наших семейных сборищах. Ему говорили: «Андрюша, поцелуй свою тетю», и он смешно вытягивал губки, делал поцелуйчик. Всех это невероятно умиляло. Однажды случился чей-то день рождения, было много гостей, Андрей был в хорошем настроении, всем улыбался, ко всем шел на ручки. Одна женщина говорит: «Андрей, а меня поцелуешь?» – берет его на ручки и тянется к нему губами. И вдруг с Андреем что-то случилось. Он, как маленький котенок, уперся руками-ногами ей в грудь и в шею, начал ее отталкивать, кричать и плакать. Его никто не пугал, до этого он целовался со всеми нашими родственниками и не выражал никакого неудовольствия. А тут прямо ощетинился. Мне стало неловко, я стала его уговаривать: «Ну что же ты, Андрюша». Но он ничего не хотел слышать и орал, пока не оказался у меня на руках. Став постарше, он встретил на улице эту женщину с мужем, с ним поздоровался, назвал его по имени, стал беседовать, а на нее даже не взглянул. Я в глубине души не очень расстроилась, видя такое его поведение – мы все были в курсе того, что эта дама, мягко говоря, не самый хороший человек. Но Андрей в своем нежном возрасте не мог знать таких подробностей. Как он это почувствовал? В этом был весь Андрей.