права

изборождён огромной головой

он у кухарки пищи не получит

Сидит в кальсонах он и применяет мазь

Ему открылась бездна скотской силы

и смотрит с восхищением дивясь

как конь в окне добился у кобылы

«Отёчные лиловые дорожки…»

Отёчные лиловые дорожки

Центральным парком выпущенный свет

Встречаешь на предутренней террасе

огромный стол, блистающий буфет

и музыканты в собственных наколках

несут на блюдах гвозди, молотки

и белые чудесные бараны

толпой подходят, чешут о столбы

Я сбрую помню, капельки сиянья

разлитого кругом и топот, и рога

и что приехавшая в той коляске шумной

искала вечера и на губе губа

Подземный гул небесного заката

и трое скатертей в шипящем зале

Варили нам конину на прощанье

водой из газа поливали нас

«На стене печальной…»

На стене печальной

к дому припечённой

жил замок мятежный

в шерсти из железа

По огромной силе

рук его лавровых

масло выливалось

жидким тестом чувства

«Под диким небом северного царства…»

Под диким небом северного царства

раз Валентин увидел пароход

он набирал скорее пассажиров

чтобы везти их мутною водой

Рекламная поездка обещала

кусты, сараи, старые дрова

Полжителей речного побережья

выращивают сорную трава

Другая половина разбирает

на доски ящики

А незначительная часть

утопленников в лодках собирает,

чтобы не дать умчаться и пропасть

И Валентин поехал облизавшись

от кухни запахи большой стряпни

там что-нибудь варилось одиноко

какое блюдо — мыслили они

Морковь заброшена, багром её мешают

и куча кровяных больших костей

и тут сигналом крика собирают

на пароходе нескольких гостей

И раздают им кружки с чёрным соком

дымящеюся жижею такой

А пароход скользит по речке боком

минуя примечательных людей

На огородах вызрела капуста

угрюмо дыбятся головки буряка

Большое кислое раскидистое древо

вот важно проплывает у борта

С гвоздями в ртах с пила́ми за плечами

огромной массой ящиков заня́ты

ещё не со́всем зрелые ребята

стучат и бьют, обведены прыщами

У них запухли лица медовы́е

и потянулся лугом свежий лук

и бурые строения глухие

на Валентина выглянули вдруг

На пароходе закрывались двери

Помощник капитана взял мешок,

надел его на выгнутые плечи,

издал короткий маленький смешок

Ворочаются смуглые лебёдки

канаты тащат, чёрные тюки

А с берега без слова, без движенья

им падают вечерние огни

И повернули и в рязанской каше

пошли назад, стучало колесо,

и вспомнил Валентин, что это даже

обычный рейс, и больше ничего…

Теперь другие пароход крутили

и появился некто так высок

Когда стоял, то голова скользила

по берегу, где света поясок

Столкнувшись с Валентином, испугался

пузатый маленький и старый пассажир

заплакал он и в угол весь прижался

А Валентин рукою проводил

Когда сошёл по лестнице мохнатой

на пароходе вновь пылал костёр

морковь тащили красные ребята

и ветер наметал на кухню сор…

«Я люблю живот у добрых женщин…»

Я люблю живот у добрых женщин

чистых мылом, крашеных водой

а у молодых у нервных женщин

прыгает он, гибкий и живой

Смертный, как учитель музыкальный

нашей чистой школы проводник

я люблю богатых ног ознобы

синей ночью в каменном мешке

На кровать таинственного мужа

лёгшая прохладною спиной

милая собака молодая

жаркая кобыла ты моя

Пасть твоя раскрыта, как ботинок

в тесноте там обитает бог

Сласть твоя зажата под щекою

каждый раз ты мне её отдашь

Летний день

Тихо болтались в стареньком доме

три занавески

бабушка вышла в глупом забвенье

с богом меняясь

Там у ней, где полянка с мышами

жёлтые внуки

В честном труде собирали пшеницу,

радуясь солнцу

Бабушки жёсткой руки скрипели

трава вырастала

Внуки сидели в столовой, затихнув

отец возвратился

каша болталась в белых тарелках

пела, сияла

и от варенья круги разрастались

щёки краснели

мух толстозадых густое гуденье

и длинные списки

что ещё нужно сделать до вечера

летней прохлады

Лампа зажжённая

вся раскачалась над полом

Бабушка ходит с слепым фонарём, собирая

красных детей, что запрятались в лунном парке

белые скинув матроски, чтоб не было видно

«Старый набор синих графинов…»

Старый набор синих графинов

Всё, что случилось оставить умершему в марте

Служащий поздних глухих подвалов управы

Где управляли делами каких-то заводов

В тёмной квартире единый наследник — пыли

серые пыли, гуляющие беспечно

Где захотят, там и лягут, куда угодно

Окна задёрнуты тёмной тяжёлой тканью

Синих графинов набор глядит из буфета

Летний костюм габардина висит на дверце

А у него была тонкая синяя шея

Смертному праздник бывал в магазинах с едою

Там он глядел, восторгаясь на снеди, напитки

О эти сладкие старые пытки!

«Огромное хорошее лицо…»

Огромное хорошее лицо

и тонкая ненужная нога

Позор зелёных листьев до утра

страдает и