40

Как Мелани и опасалась, она провела бессонную ночь. То и дело просыпалась от кошмаров, связанных с Кларой. В них девочка жила в детском приюте, где ее дразнили другие дети постарше – они срывали с нее ночную рубашку, чтобы рассмотреть демонические татуировки на спине.

В шесть утра Мелани наконец поднялась и села с чашкой горячего какао за свой письменный стол. Пока туман еще висел над камышами, она начала составлять обвинительный акт против Рудольфа Брайншмидта из-за убийства его жены. Затем поехала в Ведомство по уголовным делам города Вены, где уже час допрашивали доктора Михаэля Лазло. Хаузер встретил ее у входа и проводил к комнате для допросов.

За стеклянной стеной сидел высокий мужчина в спортивных штанах, лаковых туфлях, белой рубашке Tom Tailor с закатанными рукавами.

– Что мы о нем узнали? – спросила Мелани.

– Я могу лишь сказать, чего мы не узнали. – Хаузер хлопнул ладонью по папке, в которой, очевидно, были собраны данные по Лазло. – У него, конечно, нет судимости, он не связан с татуировщиками и не замечен под своим настоящим именем ни в Фейсбуке, ни в Твиттере, ни в каких-либо блогах или форумах. Он живет один на своей вилле, по выходным играет с коллегами в гольф, никогда не уезжает в отпуск больше чем на неделю – летом на озеро Вёртер, зимой в Китцбю-эль, – регулярно принимает участие в конференциях адвокатов и имеет алиби в день исчезновения Клары.

– Где он был?

– На мероприятии Венской адвокатской палаты.

– Проверьте это.

– Уже занимаемся.

Мелани вошла в комнату для допросов, в которой вчера уже разговаривала с Брайншмидтом. На этот раз будет не так просто уличить подозреваемого.

Она закрыла за собой дверь, и Лазло на крутящемся стуле развернулся к ней. На столе перед ним стояла чашка черного кофе, который наверняка уже был ледяным. На вид Мелани дала бы Лазло чуть больше пятидесяти. С короткими седыми колючими волосами и угловатым лицом с острым носом, он выглядел как ушлый опасный пес. На подбородке серой тенью лежала щетина.

– Сейчас суббота, десять часов утра, и вы удерживаете меня здесь безо всякой причины. Это бессовестное издевательство. – Его гнусавый голос звучал надменно.

Мелани вспомнила, что уже видела его фотографию на каком-то флаере, он был выступающим на конгрессе.

– Поверьте мне, господин доктор, прокуратура ничего не делает без причины. Вы-то как адвокат должны это знать.

– Я-то как адвокат знаю, как работает система. – Лазло оперся локтями о стол. Его волосатые руки были крепкие и мускулистые. Он снял очки в модной черной оправе и повертел их в пальцах. – Я хочу поговорить со своим адвокатом… немедленно!

– Дайте номер телефона, мы позвоним ему. Кроме того, я нахожу забавным, что именно вы требуете себе адвоката, хотя сами более двадцати лет успешно работаете защитником. Я всерьез задаюсь вопросом, кто здесь над кем издевается.

– Я больше ничего не скажу и хочу, чтобы при разговоре присутствовал независимый свидетель.

Мелани кивнула на потолок.

– Этот разговор записывается на видео- и аудиопленку. Так что не переживайте. Мы предоставим вашему адвокату записи. – Она не стала садиться, а прогуливалась по комнате и смотрела на Лазло сверху вниз, обдумывая свои следующие слова.

– Как долго вы уже выдаете себя в Интернете за Мишель?

Лазло оставался спокойным.

– Разве запрещено использовать различные аватары?

Мелани приподняла одну бровь.

– Даже различные аватары? За кого еще вы себя выдавали? Может, за семилетнюю Эмилию, которая хочет накрасить ногти, или пятнадцатилетнюю Корнелию, которая хочет сделать пирсинг, хотя родители против?

– Я не обязан отвечать на ваши вопросы.

Мелани склонилась над столом.

– С ордером мы можем конфисковать ваши компьютеры.

– Ну попробуйте, – невозмутимо ответил Лазло. – Но там хранятся данные моих клиентов, что значительно осложнит ваши усилия.

В дверь постучали, и в комнату вошел сотрудник в штатском. Он подошел к Мелани и прошептал ей на ухо: «Я должен передать вам от Хаузера, что мы проверили его алиби. Он принимал участие в конференции только в первой половине дня. Мы не смогли найти никого, кто подтвердил бы его присутствие после обеда».

– Спасибо.

Мужчина покинул комнату.

Лазло помахал рукой.

– Что это за психологические игры?

Мелани отчетливо видела, как его мускулистое тело напряглось под рубашкой.

– Тот же вопрос я могу задать вам, – парировала она. – Мы проверили ваше алиби в тот день, когда Клару похитили с детской площадки. Никто не может подтвердить, что вы принимали участие в конференции во второй половине дня.

Лазло скривился в саркастической гримасе.

– Мой адвокат посоветовал бы мне отказаться от дачи показаний.

– Господи, вы солгали! И мы записали эту ложь на видео!

– Обвиняемый может лгать, если не вредит тем самым невиновному.

– Речь идет о похищении, незаконном лишении свободы и истязании ребенка! Где вы были двадцать пятого августа прошлого года?

Он улыбнулся.

– Я не нуждаюсь в алиби. Это вам нужны доказательства!

– Где вы были? – повторила Мелани.

– Я имею право молчать в ответ на все обвинения, могу подать заявление на сбор доказательств в мою пользу и вправе в любой момент привлечь защитника, – перечислил Лазло.

– Как вы объясняете, что Клара вплоть до дня похищения контактировала с IP-адресом в вашем доме?

– Я вообще ничего не должен объяснять. Это вы прокурор… Вы должны выяснить причину.

Мерзавец оказался крепким орешком.

– Значит, хотите по-жесткому, – заключила Мелани. – Тогда мы возьмем у вас мазок в ротовой полости для сравнения с материалом, который нашли у Клары под ногтями.

– Я могу отказаться от мазка.

– Только временно. Сейчас для этого достаточно и анализа крови.

Лазло улыбнулся.

– Для этого требуется решение суда, а я уверен, что ни один судья не даст вам на это разрешения.

Ее мутило от надменной улыбки Лазло. Он предусмотрительно даже не притронулся к стаканчику с кофе. Что творилось в голове у этого паршивца? Он действительно был невиновен и наслаждался ложными обвинениями, потому что собирался извлечь для себя пользу из этого допроса в СМИ? Или он был виновен, но знал, что на него не смогут ничего повесить? Или он просто блефовал, охваченный паникой, потому что они так близко подобрались к правде? На его бесстрастном лице она не могла найти ни одного намека на настоящие эмоции – и это заставляло ее чувствовать себя немного беспомощной.