из Византии Виссарион Никейский. Его можно назвать центральной фигурой начинавшегося Ренессанса. Если основной целью этого движения, как о том заявляли его лидеры, был возврат к стандартам классического образования, опираться следовало на труды античных философов. В XV веке в пиетете перед классическим образованием и в изучении древних текстов не было ничего нового – это, по сути, отличительная особенность Средневековья. Вся биография Джона Вествика тому подтверждение. Но, кроме смены перспективы, характерной черты Возрождения в области искусства, этой эпохе были свойственны активные поиски трудов древних греков и римлян, которые внимательно изучались и переводились на европейские языки. И тут без связей с Константинополем было не обойтись. Еще до того, как в 1453 году этот исторический центр и оазис греческой культуры захватили турки-османы, образованные византийцы вроде Виссариона посещали Италию, привозя с собой греческие тексты, ранее неизвестные западным философам. Сам Виссарион прилагал все усилия, чтобы поддержать греческих беженцев и познакомить владеющих латынью ученых вроде Региомонтана со знанием, добытым древними греками. Перед смертью кардинал завещал сенату Венецианской республики свою библиотеку, состоявшую из более чем восьмисот рукописей – в основном греческих. Виссарион был не единственным посредником между культурами. Благодаря таким дарам, переводам и внимательному изучению достижения исламской астрономии легли в основу современной европейской науки. Коперника, без всяких сомнений, можно назвать человеком Возрождения – его главный труд «О вращениях небесных сфер» был написан в форме искреннего и откровенного диалога с «Альмагестом» Птолемея. Но одновременно его называли и «самым выдающимся последователем Марагинской школы»[497].

В этой многонациональной череде астрономов скромный Джон Вествик, сидящий за книгами в лондонской гостинице, может показаться фигурой незначительной. Но и его голос вплетается в шумный разговор, посредством которого распространялись, критиковались и уточнялись астрономические теории. Испытывая различные версии «Альфонсовых таблиц», вычисляя почти незаметные колебания апогеев, он выполнял черновую работу астрономической науки. Он конструировал модели, показывал их возможности и просвещал. Он учил, переводил и учился сам – и распространял научное знание на нескольких языках. Может быть, Джон излишне увлекся астрологией, но он, несомненно, внес свой скромный вклад в то, чтобы придать этой науке новый вид. Джон придумал свой экваториум, чтобы определять положение планет, но самое главное, что этот удивительный прибор помогал человеку найти свое место во Вселенной.

Эпилог

Загадочный инструмент

В один из ветреных четвергов 2012 года в половине четвертого пополудни я подошел к задней двери Музея истории науки Уиппла в Кембридже. Позвонил в дверной звонок и немного подождал около заставленной велосипедной стойки и гудящих холодильных установок Нового музея Кембриджского университета. Новый музей – квартал, занимающий шесть акров земли в центре города, – хранит историю учебного заведения, основанного в 1209 году. В Средние века здесь обитали монахи-августинцы, а в 1760-х годах был разбит великолепный ботанический сад. Сто лет спустя, в эпоху, когда область научной специализации Кембриджа быстро расширялась, при университете был основан Новый (тогда) музей. В те времена музеи были настоящими исследовательскими центрами, где ученые систематически изучали зоологические и геологические образцы, поступавшие из всех уголков мира. Со временем, когда для научной деятельности потребовались специализированные исследовательские лаборатории, таковые здесь тоже появились. В стенах зданий, расположенных на пологом склоне Пизхилла, было сделано немало серьезных научных открытий. Достаточно упомянуть хотя бы открытие электрона и нейтрона, а также структуры ДНК – научные прорывы, совершенные в легендарной Кавендишской лаборатории. По мере того как современная наука неуклонно продолжала свое развитие, лаборатории переезжали в просторные здания подальше от городского центра. Освободившиеся помещения вполне отвечали растущим нуждам современного университета, обеспечивая его просторными лекционными залами и библиотеками, аудиовизуальными средствами и прочей необходимой инфраструктурой. Музей Уиппла был основан вскоре после Второй мировой войны, когда убедительная демонстрация возможностей науки пробудила интерес к ее истории. Музей уютно расположился в своем нынешнем здании в 1959 году, хотя над входом в массивное каменное строение по-прежнему вырезано название бывшего арендатора: «Лаборатория физической химии».

Тем осенним днем я пришел в Музей Уиппла, чтобы разгадать еще одну тайну: в этот раз не манускрипта, но модели. Дерек Прайс, изучая посвященную экваториуму рукопись, автором которой он считал Чосера, оказывал только что основанному музею помощь в комплектовании коллекции. Через много лет тогдашний научный руководитель Прайса написал о тех достопамятных временах и упомянул огромную копию экваториума, которая якобы висела на стене музея[498]. Ничего подобного в музейном каталоге не числилось, но я решил попытать счастья лично в надежде отыскать хоть какие-то следы инструмента.

В тесном кабинете за выставочными залами я посвятил в свои трудности двух терпеливых музейных кураторов. Я рассказал им, что такое экваториум и как могла бы выглядеть его копия: шестифутовый деревянный круг с прикрепленным к нему медным кольцом такого же размера. В молчании они обменялись многозначительными взглядами. «Как вы думаете, – спросил тот, что сидел за компьютером, – вот это похоже?» Он вывел на монитор запись из музейной базы данных. На крошечной фотографии я разглядел объект, которого никогда прежде не видел, но узнал с первого взгляда.

Мы тут же отправились в хранилище, чтобы взглянуть на экспонат. Выкатив его из-за большого шкафа, где он все эти годы стоял, я наконец увидел копию, сделанную Прайсом: пыльная и немного потертая, это точно была она. Места в выставочных залах всегда не хватает, и громоздкий экваториум много лет простаивал в запасниках. Ко времени, когда инструмент внесли в базу данных музея, никто уже не помнил, откуда он взялся. Поэтому в 1990-х, когда работники Музея Уиппла составляли новый электронный каталог, где каждому экспонату требовалось присвоить имя, кто-то из них окрестил большой деревянный диск «столом короля Артура».

Экваториум Джона Вествика воплотился в реальность в Кавендишской лаборатории. Очень энергичный и хорошо знакомый с точными науками, Дерек Прайс снискал расположение самого Лоуренса Брэгга, выдающегося физика, профессора, нобелевского лауреата. Когда после Второй мировой войны Брэгг реорганизовал Кавендишскую лабораторию, он оснастил ее мастерскими с запасом, потому как уж лучше пусть какие-то приборы простаивают, чем ученые будут выстраиваться в очередь к экспериментальным установкам. И вот в марте 1952 года, вскоре после того, как Прайс обнаружил свой загадочный манускрипт, кавендишские техники приступили к работе над необычным проектом. Репортер радио ВВС видел все своими глазами. Тот факт, что «этот инструмент, придуманный более 500 лет тому назад, будет впервые собран в лаборатории, известной своими ядерными исследованиями», поражает воображение, писал он[499]. Прошло больше пяти веков со дня, когда Вествик составил свое руководство, но следовать его инструкциям оказалось несложно, а это красноречиво свидетельствует о его необыкновенных коммуникативных навыках. Возможно, именно по этой причине так и не переписанный набело черновик сохранился в библиотеке старейшего Кембриджского колледжа в одном переплете с римским учебником военной стратегии и комментарием на Блаженного Августина – там, где Прайс его и обнаружил. Всего 11 месяцев спустя в одной из тех же лабораторий Фрэнсис Крик и Джеймс Уотсон собрали свою знаменитую модель ДНК.

Из Средних веков тянется линия к современной науке. Не сказать, чтобы она никогда не прерывалась, и уж точно она не была прямой. Но если вы с трудом продирались сквозь тригонометрию первых глав, то согласитесь, что люди Средневековья, которые производили такие утомительные вычисления без всякой помощи электроники, были не глупее нас с вами. По ходу повествования мы узнавали, чем обязаны средневековым монахам и ученым. Именно в Средние века велась систематическая работа по переводу античных и арабских научных трудов и появлялись университеты, где их целенаправленно изучали. Именно в Средние века страстный интерес к астрономии – и, безусловно, к астрологии – побуждал людей всматриваться в небеса, проверять предположения, составлять таблицы и совершенствовать теории, что в итоге привело к пересмотру представлений об устройстве Вселенной. Именно в Средние века монахи создали механические часы, чтобы упорядочить богослужение, и пересматривали традиционный календарь. Именно в Средние века христиане перешли на индо-арабскую