– За-ши-бись! – Стюарт Кидд, осматриваясь кругом, стоял в прихожей квартиры Джаспера. – А лихо ты устроился!

Кенни Йервуд онемел. Род Демпси шнырял глазами, разглядывая обстановку. «Прикидывает, что почем», – сообразил Дин.

– Надеюсь, ты мне вписку не обнесешь, а, Род?

Род хохотнул, продолжая оценивающе рассматривать квартиру.

– Это правда твои хоромы? – уточнил Стю.

– Типа того, – ответил Дин.

– Прям как из «Плейбоя», – сказал Стю. – Телевизор. Стерео. А вертолетной площадки на крыше, случайно, нет?

– Квартиру купил отец Джаспера, вроде как вложился с прицелом на будущее. Джаспер за ней присматривает, а я присматриваю за Джаспером. Ну, как-то так.

– И где же твой Джаспер? – с напускным аристократическим выговором осведомился Кенни.

– В Оксфорде. Завтра вернется. И между прочим, он не стал бы высмеивать твое произношение.

– Пусть только попробует! – сказал Кенни. – Сразу в глаз получит.

Стю все еще разглядывал обстановку.

– Значит, ты кантуешься тут аж с января и только сейчас пригласил нас в гости?

– Дин не виноват, – сказал Род Демпси. – У артистов тяжелая жизнь. Столько дел, что посрать некогда.

– Кстати, это почти правда, – сказал Дин. – Эй, Стю, скидывай обувку. Здесь с этим строго.

– Еще чего! – возмутился Стю.

– Тут один паркет дороже, чем весь дом твоей тетки Нелли вместе со всем ее барахлом, – заметил Род Демпси, расстегивая пряжки на байкерских сапогах.

– Включая саму Нелли, – добавил Кенни. – Между прочим, она в свое время неплохо зашибала. Ну, надо сказать, там было за что. Как и твоя мамаша, кстати.

– Очень смешно. – Стю расшнуровал ботинки. – А поссать можно? Или ваш золотой унитаз тоже нельзя пачкать?

– Вторая дверь слева по коридору.

Стю отправился в уборную, а Кенни принялся изучать коллекцию пластинок.

– Рад за тебя, Дин, – сказал Род Демпси.

В Грейвзенде у него была сомнительная репутация. Заядлый прогульщик, в шестнадцать лет он угодил в исправительную школу, за то, что поджег машину муниципального инспектора по делам несовершеннолетних; в восемнадцать прибился к байкерам; в двадцать пошел на квартирную кражу, но сорвался с крыши и лишился глаза. Выйдя из тюрьмы, он оказался без дома, без работы и без гроша в кармане, но Билл Шенкс ссудил ему денег, и Род открыл ларек, где торговал байкерской экипировкой. А теперь у него байкерский магазин в Кэмден-Тауне.

– А я – за тебя, – сказал Дин.

– Ну, у каждого есть свой дар, главное – найти ему выгодное применение. Кстати, о дарах… – Из кармана косухи он вытащил жестянку лакричного монпансье «Нипитс» и вручил Дину.

В жестянке оказался кусок дури размером с большой палец.

– Пристегните ремни, мы готовы к взлету! – объявил Дин.

В Джасперовых колонках громыхал альбом «Are You Experienced»[71]. Дин растянулся на косматом коврике, упиваясь басовой партией Ноэля Реддинга в «The Wind Cries Mary»[72]. В темноте светился ночник – голландский гном по прозвищу мистер Кабутер[73].

– Ну, рассказывай, рок-звезда, – попросил Кенни, передавая Дину косячок.

Дин затянулся, расслабленно поплыл.

– А чего рассказывать?

Стю сразу понял, что Кенни имел в виду.

– Сколько ты телок перетрахал в этих своих хоромах?

– Я же зарубок на кровати не делаю.

– Ну хоть больше десятка? – не унимался Кенни. – А как там твоя брайтонская парикмахерша?

Дин передал косячок Роду:

– Улетная дурь.

– Гильмендская, из самого Афганистана. Прятали в дверцах «фольксвагена». Могу организовать тебе по себестоимости, как старому приятелю.

До Дина запоздало дошло, что Род торгует не только байкерской экипировкой.

– Буду иметь в виду.

– Так, не тяни, – поторопил его Кенни. – Давай про парикмахершу.

Проснувшаяся совесть отвесила Дину оплеуху.

– Ну, мы с Джуд встречаемся… иногда.

– Везет же некоторым, – простонал Кенни. – Вот зачем я бросил музыку? Ненавижу свою работу. Начальник – мудак. В профсоюзе одни кретины.

– У тебя же есть деваха, – напомнил Стю.

– Угу. Только и знает, что мозги мне трахать, а как с ней – так ни-ни. – Дурь развязала Кенни язык. – Я ей говорю, мол, давай уже переспим, а она вся такая в слезы и гундит: «Не держи меня за дурочку, Кенни!» Вот если б я попал на «Вершину популярности», как Дин, бортанул бы ее и шарашился бы по Сохо, закидывался кислотой, телок трахал направо и налево – в общем, жил бы на широкую ногу. А в Грейвзенде – хоть вешайся.

– А кто тебе мешает как Дин? – спросил Род. – Тут как на тотализаторе: кто не играет, тот не выигрывает.

Кенни затянулся косячком:

– Будь моя воля, я б хоть завтра свалил в Лондон.

Дин хотел честно объяснить, что аванса, полученного от «Илекса», не хватает на то, чтобы выплатить долги «Лунному киту», магазину «Сельмер» и Рэю; что его доля авторских за «Темную комнату» существенно меньше трехнедельной зарплаты профсоюзного деятеля Кенни… но зависть приятелей проливалась бальзамом на душу.

– Ну, тут не все медом намазано…

– Ага, так я тебе и поверил. Сам-то живешь в Мэйфере… – Стив взял косячок, – тебя в телике показывают, и телка у тебя приходящая…

– Сплошное удовольствие, – заявил Кенни.

– А ты кого-нибудь из знаменитостей знаешь? – спросил Стю.

Дин сначала хотел ответить «нет», но тут в «3rd Stone from the Sun»[74] вступила бас-гитара.

– Брайан Джонс считается?

– Брайан Джонс? Из The Rolling Stones?

– Еще как считается, – сказал Кенни. – Ни фига себе… Брайан Джонс.

Дурь ударила Дину в голову.

– Мы с ним часто пересекаемся на тусовках, болтаем о том о сем. Про гитары, концертные залы, лейблы. Кстати, между нами говоря, он чувак прижимистый, проставляться не спешит… – Полуправда быстро перерастает в ложь. – Не то что Хендрикс. Джими снимет последнюю рубаху и отдаст приятелям.

– Ты и с Хендриксом знаком?! – восклицает Кенни. – Да ну, заливаешь. Не верю!