– Выбираешь гаденыша потолще… – Отец Дина вытащил из банки опарыша и поднес его к крючку. – Прижимаешь… нежненько, чтоб не раздавить, вот тут, у самой головы. Чтоб он пасть раззявил пошире. Видишь? А теперь насаживаешь его на крючок. Вот так… продевая, как нитку в игольное ушко. – (Дин завороженно, но передергиваясь от отвращения, следил за действиями отца.) – И крючок в заднице вот так поверни, чтоб плотно сидел, самым кончиком высовывался. Видишь? Так он с крючка не сползет, но будет дергаться, а рыба не заметит, что червяк на крючке, подумает: «Мням-ням, вкусный ужин» – да и заглотит целиком. И тут-то на крючок сама и попадется. И будет из нее ужин. – Отец усмехнулся, что бывало очень редко, поэтому Дин тоже улыбнулся. – Не забудь проверить, прочно ли подвязаны грузило и поплавок, они денег стоят… Ну вот и все, можно забрасывать. – Отец выпрямился во весь рост, почти до неба. – Отойди подальше от края, не хватало еще, чтоб тебя на крючок подцепило и в воду уволокло. Знаешь, как мамка заругается?

Дин отбежал подальше, почти к самому берегу. Отец завел удочку за плечо и забросил. Грузило, поплавок и опарыш на крючке взметнулись над блестящей Темзой и звучно плюхнулись в воду далеко-далеко.

Дин подбежал к отцу:

– Ух ты! Прям на тыщу ярдов!

Отец сел на край причала, свесил ноги над водой:

– Держи. Обеими руками. Смотри не выпускай.

Дин послушно взял удочку, а отец приложился к бутылке в коричневом бумажном пакете. Река текла. И текла. И текла. Дину очень хотелось, чтобы так было все время. Отец с сыном долго молчали.

– В рыбалке вот ведь какая загадка, – сказал отец. – Где крючок, у кого в руках удочка, кто червяк, а кто рыба?

– А почему это загадка?

– Подрастешь – поймешь.

– Но ведь и так понятно.

– Все меняется, сынок. Моргнуть не успеешь.

Эми Боксер закусывает губу:

– Когда я беру интервью у Джона и Пола, или у The Hollies, сразу видно, что ребята знают друг друга много лет, учились в одной школе. Почти как братья. Вместе таскались по конкурсам талантов, корячились в провинциальных варьете, лабали в сомнительных клубах типа «Пещеры». Не кажется ли вам, что в сравнении с ними «Утопия-авеню» выглядит… – журналистка «Мелоди мейкер» повышает голос, чтобы заглушить стук молотков, – выглядит несколько искусственной?

Сегодня кабинет Левона в «Лунном ките» отнюдь не напоминает оазис тишины и покоя. В агентстве Дюка и Стокера на первом этаже сломался сливной бачок. Починка проходит шумно.

– А наша музыка тоже звучит искусственно? – спрашивает Джаспер.

– По-твоему, мы – как долбаные The Monkees? – спрашивает Грифф.

– А тебе не нравятся The Monkees? – уточняет Эми Боксер.

– Мы от всей души, – начинает Левон, – желаем Дейви, Майклу, Питеру и… мм…

– Долбодятлу, – подсказывает Грифф; он лежит на диване и мучается похмельем; лицо прикрыто черной ковбойской шляпой.

– Мики Доленцу, – говорит Эльф. – Не ерничай.

– Мы желаем группе The Monkees всего самого наилучшего, – говорит Левон.

Эми Боксер закидывает ногу на ногу. Царапающе шелестят нейлоновые чулки-сеточка. Дин старается глядеть на ее руки. Рубиновый лак на ногтях, по три или четыре кольца на каждой руке. За шариком ручки тянется хвост стенографических загогулин. Явственно работают мышцы предплечья. Эссекский акцент.

– …всего… самого… наилучшего. Так и запишем, – говорит она. – Итак, Эльф, когда в тот знаменательный вечер в «Кузенах» вальяжный канадец, зачуханный лондонский кокни, умирающий с голоду викинг и дикарь-ударник пригласили тебя в новую группу, какие мысли возникли в твоей голове?

– Погоди, – вмешивается Дин. – Зачуханный лондонский кокни?

Левон делает предостерегающий жест, будто говоря: «Не обращай внимания, проехали…»

– Читателям нужна легенда о создании группы. «Мы решили собрать группу, когда нас заперли в сарае…» или «Мы дрейфовали в спасательной шлюпке и уже подумывали, кого бы сожрать первым…» – гораздо интереснее, чем «Наш менеджер склеил нас, как модель самолетика „Эрфикс“». Вдобавок женской аудитории интересно, каково Эльф быть единственной девушкой в группе.

Из приемной доносятся стрекот трех пишущих машинок, звоночки кареток: Бетани на время приютила двух секретарш из агентства Дюка – Стокера.

Эльф задает встречный вопрос:

– А каково тебе в «Мелоди мейкер»? Критики поп-сцены неохотно пускают женщин в свои ряды.

– Ох, Эльф, даже не напоминай. Вонючие, сексуально озабоченные павианы, которые не соблюдают никаких приличий… Знакомая история?

Эльф устало кивает:

– Вот-вот. Если парень делает ошибку, то это просто ошибка. А если ошибается девушка, то сразу начинается: «Ну вот, пожалуйста, я же говорил!» Знакомая история?

Левон сидит с невозмутимым лицом. Джаспер уставился в пространство. Грифф не высовывается из-под шляпы.

– И кто из нас так себя ведет по отношению к тебе? – спрашивает Дин.

– В студии – да каждый обладатель тестикул.

– Я такого не делаю!

– А ты присмотрись, как реагируют на мои идеи и как – на идеи парней. Присмотрись повнимательней и делай выводы.

Дин закуривает «Данхилл».

«Либо у кого-то критические дни, либо ее Брюс настропалил».

– Давайте продолжим о том, как создавалась группа, – предлагает Левон.

– Так почему ты решила присоединиться к этому мужскому братству? – Эми Боксер, очень довольная собой, торопливо черкает ручкой.

Эльф делает глоток кофе:

– Утром, после нашей встречи в «Кузенах», мы пошли в «Зед» на Хэм-Ярде, поджемить. Как ни странно, мы, четверо совершенно незнакомых людей, сыгрались сразу же. – Она кивает на обложку альбома «Рай – это дорога в Рай», лежащего на журнальном столике. – И с тех пор стали играть еще лучше.

– Замечательно. – Ручка Эми корябает бумагу. На первом этаже визжит пила. – В прошлом году вы – ты и твой бойфренд, Брюс Флетчер, – выпустили альбом «Пастуший посох». Между прочим, он мне понравился. Скажи, а Брюс не завидует успеху «Утопия-авеню»?

– Можешь ответить: «Без комментариев», – напоминает Левон.

– Брюс очень рад за меня и за группу… – говорит Эльф.

«Ага, потому что теперь может тянуть из тебя гораздо больше бабла», – думает Дин.

– …и, вдохновленный нашим успехом, записал демку своих песен. Из него фонтаном бьют творческие силы.