Джаспер догадывается, что с ним заигрывают, но Кресси выглядит совсем школьницей.

– Я не жалуюсь.

– Ну конечно, типичный Лев, – заявляет Николь. – Мужчины обожают жаловаться, даром что их никто не заставляет удалять волосы с причинного места. Ой! – Она прижимает пальцы к губам. – Я нечаянно. Потому что навеселе. Совсем чуть-чуть. Это мистер Джонс виноват, гадкий!

Брайан Джонс чокается с Джаспером:

– Ну, чтоб ты был здоров, как лосось!

Он затягивается сигаретой Николь. Аполлон в угаре.

– Ты собирался рассказать мне про сообщения, которые приходят тебе в голову, – напоминает Джаспер, – но пришел Стив Марриотт и помешал.

Взгляд Брайана Джонса скользит по лицу Джаспера.

– Это же пару часов назад было? А кажется, давным-давно.

– Я сейчас наложу на вас оберег, – говорит Николь. – Я прошла специальный курс колдовства. В прошлой жизни моей наставницей была фея Моргана.

– Мисс Кресси, – говорит Брайан Джонс, – руки прочь от моих сосков. Сейчас не время и не место.

– А в туалете клуба «Фламинго» он говорил совсем другое, – поясняет Кресси Джасперу. – Ой, я опять проболталась. Нечаянно.

– Девушки, мне нужно побеседовать с приятелем, – говорит Брайан Джонс. – С глазу на глаз. Вы пока идите, поразвлекайтесь где-нибудь еще.

– Фу, зануды! – Николь обиженно надувает губы, и обе девушки уходят.

Брайан Джонс подается вперед. Поля его шляпы касаются головы Джаспера.

– Кит, Мик и я жили в Челси, в какой-то халупе. Вот тогда все и началось. Не постоянно, а наскоками. Иногда дружелюбно. «Отлично, Брайан, молодец!» А иногда говорят, что я – дерьмо. А иногда отправляют меня неизвестно куда и непонятно зачем. Вот как сегодня: «Студия „Лайм-Гроув“, живо!» Может, это просто мое подсознание? Или я кислоты перебрал? Я похож на психа?

– Я никого не сужу. Я сам два года провел в лечебнице.

Брайана Джонса трудно понять.

– Надо бы с тобой задружиться.

Где-то рядом роняют поднос со стаканами. Звучат одобрительные возгласы.

«Быстрее!»

– Слушай, а этот твой голос никогда не кажется тебе зловещим?

Брайан Джонс допивает виски.

– А почему ты спрашиваешь?

Джаспер лежал в медпункте школы Епископа Илийского. Головная боль бушевала циклоном. Медсестра дала Джасперу аспирин и ушла по своим делам. Над Фенскими болотами грохотал гром. Майский полдень был сумрачен, как во время солнечного затмения. В дверь постучали: тук-тук. Джаспер ждал, когда кто-то войдет. Или уйдет.

В дверь постучали: тук-тук.

– Медсестры нет, – крикнул Джаспер через дверь.

В дверь постучали: тук-тук.

– Входите, – крикнул Джаспер.

В дверь постучали: тук-тук.

Джаспер решил, что это какой-то робкий первогодок. Он встал с кушетки – мозг колотился о стенки черепа – и подошел к двери.

В коридоре никого не было.

Джаспер решил, что кто-то пошутил, и закрыл дверь.

В дверь тут же постучали: тук-тук.

Джаспер распахнул дверь.

В коридоре никого не было. Никого.

У Джаспера заложило уши. Он вздрогнул.

«Тук-Тук? – мысленно окликнул он. – Это ты?»

Никто не ответил. Джаспер закрыл дверь.

В дверь постучали: тук-тук.

Стук мог быть только в голове Джаспера.

В оконное стекло ударили первые капли дождя.

Костяшками пальцев по дереву прозвучало: тук-тук.

Джаспер почувствовал, что Тук-Тук наблюдает за ним, будто снайпер или психолог. Или будто хищная птица. Дождь поливал старинные камни Или, старинные плиты, реку, асфальт и крыши автомобилей. На Джаспера обрушилась какофония стука: туктуктук-ТУК-ТУК-ТУК-тукитук-тук. Он упал на кушетку, натянул одеяло на голову и забормотал:

– Я не сумасшедший… не сумасшедший… не сумасшедший… – хотя, наверное, так и делают психи, скатываясь в бездну безумия.

Внезапно стук прекратился.

Джаспер ждал, когда он возобновится.

Высунулся из-под одеяла.

Дождь прошел. Капала вода.

В дверь постучали: тук-тук.

Джаспер не стал отвечать.

Стук раздался еще раз: тук-тук. Дверь отворилась, в комнату заглянул робкий первогодок в школьной форме на вырост:

– Привет. А где медсестра? Меня мистер Кингсли отправил в медпункт, говорит, что краше в гроб кладут.

Той ночью Джасперу приснился сон, четкий, как кинофильм. Снег падал на горный монастырь, на высокие стены, на причудливо изогнутые крыши, на сосны. Снилась Япония. Какие-то женщины на сносях мели деревянные мостки жесткими метлами. Извилистый туннель, освещенный призрачным светом грез, вел в сводчатый зал. В зале стояла коленопреклоненная статуя богини, в три-четыре раза больше натуральной величины, будто вырубленная из ночного неба. Великанские ладони сложены вместе, образуя чашу размером с колыбель. Алчный взгляд устремлен в чашу. Хищный рот широко раззявлен. «Если монастырь Сирануи – вопрос… – изрекает мысль. – Тогда здесь – ответ». Беззвучно трепещет пламя, голубовато-лиловое, как цветок дурмана. Джаспер сообразил, что его заманили сюда, чтобы принести в жертву, и по извилистому туннелю бросился прочь из храма. За ним со стуком задвигались деревянные двери. Тук, тук, тук, тук. Он вернулся к себе в комнату, в Свофхем-Хаус, в свой мир, запер дверь на засов, спрятался под одеяло. Но все равно слышал: «Тук-тук, тук-тук…». Тук-Тук пробивал дыру в стене между заснеженным храмом в Японии и комнатой Джаспера в Или, и ни в коем случае нельзя, нельзя допустить, чтобы это произошло… но оно уже произошло…

– Ни хрена же тебя торкнуло, – говорит Брайан Джонс. – Жуть.

В клубе так накурено, что свет ламп кажется тускло-коричневым. Джаспер пьет и пьет виски, но бокал почему-то не пустеет.

– А в вашей школе все, что ли, на кислоте сидели? – спрашивает Брайан Джонс.

– В тысяча девятьсот шестьдесят втором году нам было известно только про лимонную кислоту в леденцах и про серную и соляную – из уроков химии.

– И твоего приятеля на самом деле зовут Хайнц Формаджо? «Хайнц» – как марка кетчупа и бобов в томате? И «Формаджо» – как «сыр» по-итальянски?

– Да, – отвечает Джаспер. – Он немецко-итальянский швейцарец. А если не считать кислотных трипов, с тобой было что-нибудь похожее на Тук-Тука?

Брайан Джонс щурит глаза:

– Ну, мне иногда приходят отвратные сообщения, но твой Тук-Тук – это…

– Это кошмар, де Зут! – долетел из необозримой дали знакомый голос. – Джаспер, тебе снится кошмар! Просыпайся.