Между старыми домами мелькала река.

– Так почему бы и не музы? – спросила Мирна. – И потом, как иначе объяснить поэзию Рут? Только не говорите мне, что пьяная старуха пишет их без какой-то сверхъестественной помощи.

Гамаш рассмеялся:

– Писателя-призрака?

– На самом деле не имеет никакого значения, существуют музы или нет, – сказала Мирна. – Имеет значение то, что Ноу Ман верил в них. Его вера имела такую силу, что он не боялся выглядеть смешным, не боялся потерять работу. Эта вера сильна, Арман, но мы говорим о другом. Такая страсть, такая уверенность – они очень привлекательны. В особенности для людей дезориентированных.

– Вы идете? – окликнула их Клара.

Они с Шартраном остановились, поджидая друзей.

Мирна и Гамаш догнали их, и все вместе дошли до арки, за которой находился скрытый дворик. Здесь они в первый раз поменяли тактику двадцать четыре часа назад. Теперь это казалось далеким прошлым, ведь за прошедшее время столько всего случилось.

Гамаш убедил своих спутников не идти к Бовуару в «Ла Мюз» – их присутствие помешало бы Жану Ги заниматься делом.

Поэтому они пришли в уже знакомый дворик. Терраса, которая должна была бы ломиться от туристов, восторгающихся великолепным видом, оказалась пуста.

Этот дворик существовал только для них и для двух игроков в нарды, которые, как и вчера, сидели на своих местах. Возможно, они сидели здесь всегда. Пообтрепавшиеся стражи у забытых ворот.

Бовуар изучил других официантов и официанток, и наконец его взгляд упал на человека средних лет, только что появившегося из двери за стойкой бара. Жан Ги взял свое пиво и переместился на табурет перед стойкой. Там он почувствовал себя не слишком уютно. Или, что еще хуже, слишком уютно. Слишком привычно.

Он встал.

– Salut, – приветствовал он немолодого человека, который за стойкой разглядывал бланки заказов.

Человек оторвался от своих бумажек и послал Бовуару мимолетную профессиональную улыбку:

– Salut.

После чего вернулся к прежнему занятию.

– Милое место, – сказал Бовуар. – Название интересное. «Ла Мюз». Откуда такое?

Он привлек к себе внимание человека, хотя и понимал, что тот считает его слабаком, или пьяницей, или страдающим от одиночества, или просто занудой.

Но профессиональная улыбка снова промелькнула на лице бармена.

– Оно называлось так, когда я поступил сюда работать.

– И давно это случилось?

Бовуар понимал, что выставляет себя в глупом виде. Как бы славно было сейчас помахать своим удостоверением Квебекской полиции! Огромная разница между задающим вопросы инспектором полиции и завсегдатаем баров.

Человек оставил свое занятие и уперся обеими руки в стойку:

– Лет десять назад.

– Вы хозяин?

– Нет.

– Могу я с ним поговорить?

– У нас нет вакансий.

– Я не ищу работу.

Человек посмотрел на него недоверчиво.

У Бовуара руки чесались вытащить удостоверение. А еще лучше – пистолет.

– Слушайте, я знаю, это покажется вам странным, но я ищу кого-нибудь, кто знает о художнике по имени Ноу Ман.

Что-то в человеке изменилось. Он оттолкнулся от стойки и окинул Бовуара оценивающим взглядом:

– Зачем?

– Понимаете, я работаю в галерее в Монреале, и картины этого Ноу Мана неожиданно поднялись в цене. Но никто о нем ничего не знает.

Теперь бармен слушал его во все уши. Совершенно случайно Бовуар сказал те самые слова, которые гарантировали реакцию и уважение. Именно то, что и требовалось Бовуару.

– Правда?

– Вы, кажется, удивлены?

– Понимаете, сам я никогда не видел работ этого Ноу Мана, но Люк убедил меня…

– Да?

– Наверное, вы слышали, что Ван Гог был немного того.

– Что значит «того»?

– Чокнутый.

– А-а. – Вот теперь появилось что-то, за что можно зацепиться. – И Ноу Ман тоже?

Ответом ему был суровый взгляд.

– Он называл себя Ноу Ман. Что тут можно подумать?

– Я вас понял. А кто такой Люк?

– Владелец заведения. Люк Вашон.

– И он знал Ноу Мана?

– Да, конечно, он прожил в том месте несколько лет.

– Что он об этом рассказывал? – спросил Бовуар.

– Не много.

– Послушайте, он прожил там несколько лет. Наверняка что-то рассказывал.

– Я спрашивал пару раз, но он не хотел говорить о том времени.

– Думаете, его это смущало? – спросил Бовуар.

– Возможно.

– Да бросьте, мне вы можете рассказать, – настаивал Бовуар. – Это должно быть что-то довольно странное.

– Мне кажется, ему к концу стало там страшновато, – сказал человек. – Люк очень не хотел говорить о том времени. Я знаю, он отправлял картины Ноу Мана в его галерею или куда-то еще. Для кого-то из ваших, по-видимому. А еще Люк покупал для Ноу Мана кисти, краски и другие принадлежности.

– Вероятно, они были близки.

– Вот уж вряд ли. Люк говорил, что Ноу Ман в один прекрасный день собрал вещички и уехал. Как и не было.

– Куда?

– Не знаю.

– А Люк знает? Он поддерживает связь с Ноу Маном?

– Никогда не спрашивал. Мне нет до этого дела.

– А Ноу Ман, он из местных?

– Сомневаюсь. Никогда не слышал ни про его семью, ни про что-то такое.

– То есть он мог уехать домой?

– Наверное.

Жан Ги отхлебнул пива и задумался.

– Когда Люк открыл это заведение?

– Он купил его, когда ушел из колонии.

– Почему он назвал ресторанчик «Ла Мюз»?

– Вы что-нибудь слышали про музу художника? – осведомился бармен. – Все художники либо хотят найти музу, либо она у них уже есть. А мне, кроме тишины и спокойствия, ничего не нужно.

Он уставился на Бовуара, но тот проигнорировал намек.

– У Люка есть муза?

– Только она. – Бармен ткнул пальцем в обложку меню.

– Она реальная? – спросил Жан Ги.

– Было бы здорово, правда? – подмигнул бармен. – Но нет. – Он перегнулся через стойку и прошептал, словно делясь тайной: – Муз в природе не существует.

– Merci, – сказал Бовуар и снова пожалел, что не может почувствовать тяжесть пистолета в руке. – А хозяин все еще занимается живописью?