Не только звезды. Все клеточки нашего тела, каждая клетка творения притягивают предметы и людей. И вот это… это и есть то, что я чувствую. К тебе.

Она слегка хмурится, в теплом свете блестят ее глаза.

В эту секунду она так красива, что у меня дыхание перехватывает начисто. И все же я его возвращаю, потому что, если не скажу сейчас, то никогда уже не смогу сказать.

– У сильдратийцев это называется Тягой, – говорю я. – Это инстинктивное… влечение, которое мы ощущаем. Природная связь. Первичная. Действительно как притяжение. Я никогда не слышал, чтобы кто-то из моего народа испытывал Тягу к землянину. Но вот… к тебе она у меня есть, Аврора.

Она пытается что-то сказать, но мои слова текут неудержимым потоком.

– Я не хотел, чтобы остальные знали. А у тебя и без меня хватает сложностей. Я думал, что раз ты видела меня до того, как встретила, это может быть… предначертано судьбой, что-то в этом роде… – Я мотаю головой, чувствуя себя полным идиотом. – И потому я старался уберечь тебя от опасности, не давая понять, что происходит. Не хотел у тебя вызывать чувство, будто ты к чему-то обязана.

– А какое… какие обязательства это могло наложить? Будь я сильдратийкой?

Между нами ложится тишина. Долгая.

– Тяга – это связь между любящими на всю жизнь, – говорю я наконец. – Между половинками пары.

Она молчит, явно не находя слов.

– Мне не надо было до этого доводить, – вздыхаю я. – Вообще допускать такое чувство к человеческой женщине. Это нечестно и по отношению к тебе, и к остальным. И тебе не надо было бы делать этот выбор.

Я снова глубоко вздыхаю, киваю сам себе, подавляя приступ душевной боли. Ощущаю, как расширяется в груди рваная рана, темная и глубокая, из которой мне, быть может, не выбраться никогда.

Но так все-таки лучше.

– Я ничего не могу сделать со своим чувством к тебе, – говорю я. – Но своими действиями я управлять в состоянии. Так что, как только мы выясним назначение этого Триггера, звездной карты, я уйду из экипажа. Слишком долго я делал вид, что не вижу войны в моем народе. Больше я стоять в стороне не могу. Когда мы пройдем эту дорогу до конца, тебе не придется меня больше видеть.

Залегшее между нами молчание шире и холоднее самой Пустоты.

На миг я не могу себе представить, что оно кончится. Но тихий писк моего унигласса заполняет эту бескрайнюю пропасть и разбивает сковавшие нас чары.

– Кэл, слышишь меня? – доносится голос Тайлера.

Я прикасаюсь к униглассу на поясе:

– Слышу.

– Зила говорит, что Аврора очнулась?

Я смотрю в эти разные глаза, чувствую, как боль разрезает сердце клинком.

– Очнулась.

– Мне кажется, вам стоит прийти сюда и посмотреть на это.

– Уже идем.

Я дотрагиваюсь до унигласса, прекращая передачу.

Смотрю на девушку напротив, на века и световые годы далекую от всего того, где и чем она хотела быть.

Во рту вкус крови и пепла.

Что можно сказать, если нет слов, чтобы выразить свои чувства?

Что можно сделать там, где ничего сделать уже нельзя?

– Нам пора, – говорю я.

Она без единого слова встает с биокушетки и идет к двери.

14. Кэт

Когда О'Мэлли и Эльфеныш возвращаются на мостик, я вожусь с навкомом. У нее вид, как будто она проехала десять километров по ухабистой дороге, а у него – будто кто-то убил его любимого щенка и голову подбросил ему в кровать. Но если честно, у нас сейчас есть проблемы поважнее Чувств. «Беллерофонт» все так же нас догоняет, а после того, что мы только что узнали…

– Аври, ты как? – спрашивает Скарлетт, явно ставя Чувства несколько выше меня. Вот такая она добрая.

О'Мэлли смотрит на Эльфа, и я вижу в ее глазах ложь еще прежде, чем она ее произносит.

– Нормально.

– Кэт, покажи им, – просит Тай.

– Есть, капитан.

Шевельнув кистью, я вывожу визуал с моего навкома на главный голографический дисплей. О'Мэлли всматривается во вращающуюся спираль мерцающих звезд.

– На что это я смотрю? – спрашивает она.

– На карте в твоем Триггере были подсвечены в общей сложности двадцать две звезды, – говорю я. – Я нанесла эти системы на известные сегменты галактики.

– И долго возилась, – вставляет Финиан. – А назвать, просто глядя на них, – не могла.

– В Млечном Пути порядка двух миллиардов звезд, Тощий. Я их еще не все выучила.

Он фыркает:

– Я думал, тебе положено это уметь.

– Финиан, заткнись. – Я переключаю нужные клавиши, и среди миллиардов солнц загораются двадцать две красные точки. – Большинство подсвеченных систем неисследованы. И до многих из них путь очень долог, даже через Складку. Но все они располагаются на известном уязвимом месте Складки.

– У них у всех есть естественно возникшие ворота? – спрашивает Эльфеныш.

– Похоже на то.

Я ввожу еще серию команд:

– А какая из этих систем ближе всего к нашим текущим координатам, вы в жизни не догадаетесь.

Кэл поднимает бровь вопросительно, и я выбрасываю ответ на главный дисплей, где только что красовались адски жуткие изображения людей-растений. Голографически построенное изображение звезды плавает над консолями, ярко горя. Вокруг него обращаются семь планет, и третья находится в зоне обитаемости. Название системы написано под ней светящимися буквами.

– Октавия, – шепчет Аврора.

Я смотрю на Тая, потом на сидящую напротив Скарлетт. На всех по очереди членов этого кретинского экипажа в дурацкой экспедиции, на подготовку к которой мы потратили пять лет в Академии. И все мы понимаем, что совпадением это быть не может. Официальные записи указывают нам на Лэй Гун, но эти агенты ГРУ, у которых по всей морде цветы растут, когда-то были, как говорит О'Мэлли, колонистами на Октавии. Она утверждала, что ее корабль, «Хэдфилд», когда двести лет назад исчез, направлялся именно на Октавию III. И теперь, для чего бы ни была предназначена эта карта миллион лет назад, ведет она нас к той же проклятой планете.

– Тогда, легионеры, – говорит Тайлер, – разгадайте мне такую загадку. Допустим, вы – ГРУ, и вы хотите, чтобы некую звездную систему вообще никто не посещал. Допустим, вы не можете запереть ее ворота, потому что они появляются в этом месте Складки сами по себе. Каким образом не дать совать сюда нос?

– Может, придумать сказку про какой-нибудь смертельный вирус в атмосфере? – задумчиво говорит Скарлетт.

– Может, и не сказку, – напоминаю я. – Зила говорила, что эти колонисты в форме ГРУ были мертвы до того, как до них добрался Кэл. Может, они подхватили тот вирус, о котором предупреждает нас интердикт.

– Так зачем же тогда менять записи, чтобы они указывали на Лэй Гун? – спрашивает О'Мэлли. – Зачем уничтожать любые упоминания о существовании колонии на Октавии? Зачем гоняться за последним человеком, имеющим с этой планетой какую-то связь?

Тайлер складывает руки на широкой груди:

– Не знаю, у кого как, но у меня лично возникает чувство, что есть нечто на Октавии, чего ГРУ не хочет,