– А там люди были?

– Были!

Я подумал, предположил:

– А что, если я вкуснее?

Она поморщилась.

– Вам все шуточки, а у нас двор до сих пор жужжит и волнуется. Как это случилось?

Я пожал плечами.

– Это так давно было, разве вспомнишь?.. Сколько воды утекло, сколько не сделано, сколько предстоит еще не сделать…

Она сказала резко:

– Это было вчера!

– Для ленивых и год – один миг, – объяснил я. – А для таких орлов, как ваш покорный слуга… видите, кланяюсь?.. за сутки можно развязать войну, провести несколько сражений, совершить подвиги, изнасиловать побежденных, заключить мир и успеть попировать!

Она смотрела исподлобья, в темных глазах поблескивают, затухая, искорки, потом тяжело вздохнула, суровость из глаз испарилась, вместо них проступила некая растерянность.

– Вы не такой, – проговорила она, как мне показалась, с трудом, – как остальные. И теперь догадываюсь, не станете участвовать ни в каких состязаниях…

– Почему? – полюбопытствовал я, потому что, как ни гоню эту идею пинками взашей, но появляется такая не совсем честная мысль, что вот выйду на ристалище и блесну, еще как блесну! Всех нагну, повергну, побахвалюсь бицепсами. – Проясните свою по-женски глубокую мыслю.

– Вы заведомо сильнее, – объяснила она. – Вам будет зазорно состязаться не с равными.

– Гм, – пробормотал я, на самом деле самый кайф состязаться со слабыми, а то равные могут и рыло разбить, – ну да, вы проницательны… Я такой, ага, щас… Ну ладно, я пойду, не рискну мешать вам мыслить по-женски о высоком.

Она сказала повелительно:

– Задержитесь, герой.

Я ответил с настороженностью:

– Да, ваша светлость?

– Ярл Элькреф, – произнесла она ровно, – все никак не мог составить правильный ответ… он сам долго не мог решить, как поступить. Трудный выбор между долгом и свободой. Вы ждали ответа настолько терпеливо, что это наводит на мысль…

– Какую, ваша светлость?

– Что вы больше ничем не связаны, – произнесла она. – Вы герой, сами выбираете дороги. У нас говорят, что герой, мудрец и красивая женщина, куда бы ни пошли, везде найдут приют. Вы его нашли, десятник Рич! Я понимаю, что вам все равно: десятник вы или тысячник, вы на такие мелочи внимания не обращаете!

Она говорила все воодушевленнее, на щеках проступил румянец, как у простой и здоровой служанки, глаза заблестели, словно яркие звезды в полночь.

– Что делать, – проговорил я неуклюже, – я такой невнимательный.

– Вы нашли, – повторила она.

Я вскочил в тревоге, но снова сел, вспомнив, что в разговоре с коронованными особами при любом режиме надо бы дождаться разрешения на депортацию.

На ее щеках румянец стал жарче, поджег скулы и опустился на шею, чего я никогда бы не предположил, Элеонора – само воплощение женской неприступности.

– Простите, ваша светлость, – произнес я гордо и так проникновенно, что чуть не зарыдал, – но я – степняк. Кочевник. Сын степей и мустангов. Это такие кони, потерянные в битвах и одичавшие… Просто звери, даже кусаются. Мне в городе не совсем уж… Я понимаю ярла Элькрефа, у него вы, он готов и глиноедов нюхать, а что мне? Я не смогу разогнаться в дикой скачке по этим узким и кривым, как суставы ревматика, улицам! А без этого как жить, спрашиваю?

Она быстро покачала головой.

– Мы с ярлом Элькрефом… друзья. Да, одно время собирались скрепить дружбу браком, но сейчас вижу, это ошибка. Он очень хороший человек, но мои мысли, так уж получилось, теперь только о вас, Рич. А этого не должно было случиться, если наше с Элькрефом решение насчет брака… верное.

– Не спешите, – предостерег я.

– Я думаю о вас две ночи! – воскликнула она. – И поняла наконец, что вы и есть тот герой, которому я безропотно вручу себя всю. Вы меня понимаете?

– Боюсь, да, – сказал я с испугом. – Но так нельзя, Ваша светлость!

– Почему?

– А освященные традиции? Как можно?

– Я сегодня же поговорю с отцом, – сказала она решительно. – Вы пришли такой загадочный и таинственный, с легкостью расправились с колдуном… даже двумя!.. и даже не считаете это подвигом? Это невероятно. Только такому мужчине я могу поклониться, как мужу и повелителю…

Я сказал нервно:

– Не надо никому кланяться! Я сторонник равноправия. Что это такое – уже говорил. У нас женщина не кланяется мужчине. Напротив, чаще всего ездит на нем, свесив ножки… И раздвинув, конечно. И нет ничего зазорного, если самка сильнее и берет на себя бремя решений. Вы в плену, так сказать, устаревших взглядов. Женщина никому не должна кланяться! Ну, за исключением случаев, когда ей какая дурь взбредет в ее хорошенькую головку.

Она сказала счастливым голосом:

– Да, я всегда мечтала, чтобы плечом к плечу с сильным и благородным мужчиной! Я могу быть не только женой, но и другом. Рич, само небо послало тебя в Тиборру и к нам в Тибор! И само небо не позволило Элькрефу сразу дать ответ, чтобы я успела тебя увидеть во всем блеске мужественности и скромного обаяния.

Я отшатнулся, выставил перед собой, как щиты, обе ладони.

– Нет-нет, я даже не мечтаю о такой чести! Я – дитё степи, не надо меня видеть во всем блеске, а то глаза лопнут. Зачем мне то, что не смогу подхватить в седло или сунуть в мешок?

– Но ты пока не знаешь радостей выше, – возразила она, – чем радость схватки! Ты не знаешь упоения властью, а разве мужчины не к ней стремятся?

– Друг у власти, – сказал я, – потерянный друг. А я не хочу ни друзей растерять, ни самому стать потерянным. К тому же, стремясь к вершине, можно попасть не на Олимп, а на Везувий… Ну, это такая гора, что не пошла к пророку и тем самым изменила ход истории. Нет, мне эта самая власть почему-то совсем неинтересна. А вот хороший конь, острый меч из закаленной стали…

– У власти больше очарования, – сказала она убеждающе, – больше возможностей, больше тайн…

– Тайна власти в том, – сказал я, – чтобы знать: другие еще трусливее нас. Потому ошеломляй и властвуй! Только и всего. Но это не интересно…

– Откуда ты знаешь?

Я чуть не брякнул, что знаю, иногда дурь так и прет на поверхность, но принцессе палец в ротик не клади, там зубки острые, а женской хватке все гарпии завидуют.

Я сказал гордо:

– Чувствую! Мы, дети степи, чуем неправду, как стрижи чуют дождь, а муравьи – землетрясения и смену королей. Ладно, ваша светлость, я прям с ног падаю, такой я слабый, так что пойду, пойду, куда вы меня раньше посылали…

Она кивнула, скрывая разочарование, но голос постаралась сделать любезным: