Варя подолгу сама занималась с маленьким сыном, почти позабыв о том, что это ребенок ненавистного Твердышева. Для себя она решила, что это только ее дитя, именно она его родила и будет воспитывать как любимого сына. А имя Твердышева она вскоре навсегда забудет.

Однажды, в конце февраля, когда она еще была на сносях, в ее спальню вошел Андреевский и тихо мрачно заметил:

– Наконец все кончено!

– О чем вы говорите, батюшка? – спросила его тогда Варя, которая была уже на девятом месяце беременности и устало сидела на диванчике, обложенная подушками.

– Сегодня мне сообщили, хорошую весть. Более никогда мы не услышим об этом мерзавце, который устроил то возмутительное бесчинство в нашем доме!

– Вы говорите о Твердышеве? – тут же догадалась Варя и напряжено посмотрела на отца.

– Да. Позавчера он умер в тюрьме.

– О Боже, – прошептала Варя, холодея.

– И не смей жалеть его! – раздраженно произнес Андреевский. – Он заслуживал не просто смерти! А мучительной казни! За то, что он сотворил с тобой!

– Но, батюшка, я не желала ему смерти, – пролепетала огорченно и ошарашенно Варя. – Вы же обещали, что он несколько месяцев пробудет в тюрьме и его выпустят.

– Да, я так и хотел. Но что такого, если провидение решило его судьбу, и этого мерзавца не стало? Более он не будет портить жизнь другим людям!

– Но отец все же…

– Неужели ты и впрямь жалеешь его? – опешил Дмитрий Григорьевич. – После всего, что он заставил тебя пережить? Я прекрасно помню, какой я нашел тебя четыре месяца назад, несчастной, испуганной. Ты была так печальна, моя канареечка, ты, из которой всегда лучились радость и жажда жизни.

– Но все же мне искренне жаль, что так случилось, – заметила нервно молодая женщина. – Я не думала, что он умрет…

– Я запрещаю вам, Варвара Дмитриевна! Ты слышишь, я запрещаю тебе жалеть этого наглеца! Ты только вспомни, сколько зла он тебе причинил! Он снасильничал над тобой, дворянкой! Не побоялся ничего. А затем удерживал тебя насильно в своем доме! Разве все было не так?

– Так и было, – печально согласилась Варя.

В тот миг она отчего-то вспомнила, как Твердышев мог жадно и сильно целовать. А еще ее память воскресила ту ночь, после их помолвки. Когда он страстно шептал ей, что очень хочет сына и именно от нее. Теперь эти воспоминания отчего-то вызвали горечь и боль в ее душе.

И она искренне сожалела, что он умер. Ведь, несмотря ни на что, он любил ее, и она ждала его ребенка, а нынче его не стало. Отчего-то мучительное осознание того, что она косвенно виновата в его смерти, начало терзать душу молодой женщины. Когда отец ушел, Варя упала на кровать и даже всплакнула о том, что в ее жизни все происходит как-то ужасно и трагично. Да, она ненавидела Матвея, но смерти ему она не желала. Она думала, что все кончится спокойно. Его выпустят из крепости, он уедет и позабудет о ней. Но нет, судьбе, видимо, было угодно, чтобы этого мужчины не стало.

Однако Варенька быстро оправилась от этого скорбного известия и, стараясь навсегда вычеркнуть его образ из своей памяти, практически заглушила в себе муки совести, твердящей, что Твердышев погиб из-за нее. Спустя несколько месяцев после родов Варя ощутила, что чувства к Олсуфьеву вновь вернулись к ней.

Вот и в этот сентябрьский вечер она тосковала об Алексее, печально размышляя о том, что, видимо, им и впрямь не судьба быть вместе. Прошел почти год, как она последний раз видела его, еще там, в Иргинском поселении. Она вновь думала об Олсуфьеве постоянно, мучительно, нежно и с любовью. Один раз этим летом она навещала старую мать Алексея. Как раз от нее молодая женщина узнала, что за проявленную храбрость при обороне завода в 1773 году, императрица милостиво пожаловала Олсуфьеву грамоту о прощении и разрешение служить в одном из дальних гарнизонов на границе империи в чине прапорщика. Мать Алексея хоть и была рада за сына, но все же очень печалилась оттого, что место новой службы сына находится так далеко от Петербурга. Уже полгода Олсуфьев служил в Астрахани.

Раздался сильный раскат грома. Варя невольно повернула голову к большому французскому окну до пола, которое было сбоку от нее, открывая чудесный вид на сад. Портьеры были не задернуты, и силуэты высоких деревьев в вечернем мокром саду хорошо просматривались. Свет молнии вновь озарил окно, и молодая женщина остолбенела. Ее глаза отчетливо различили на улице в саду высокую неподвижную фигуру мужчины всего в десятке шагов от окна.

Лицо и облик Твердышева, в черном камзоле и сапогах, явственно привиделись ей, и Варя испуганно вскрикнула, вскочив из-за клавесина. Похолодев до кончиков пальцев ног, она чуть попятилась назад, осознавая, что ей это только кажется, прекрасно зная, что Матвей давно мертв. Он стоял под сильными струями дождя, не двигался, словно окаменев, и смотрел на нее прямо в упор через оконное стекло. Его облик, мрачный, знакомый и опасный, вклинивался в ее сердце. Варя безумными глазами смотрела на него через окно, ощущая, что ей становится дурно. Она непроизвольно пятилась назад и, нечаянно наступив на подол платья, упала. На миг, потеряв ориентиры, она оторвала взор от окна. Тут же поднявшись на ноги, Варенька вновь вперилась диким взглядом в место у дерева, где была темная фигура, но за окном никого не оказалось. Призрак Твердышева исчез.

Окончательно ошалев от увиденного, она бросилась прочь из пустынной гостиной. Бегом преодолев все ступени мраморной лестницы, ведущей наверх, она укрылась в спальне Гриши.

Присев на маленькой банкетке у кровати сына, молодая женщина дикими глазами смотрела на мирно спящего мальчика и не могла понять, реальным ли был человек за окном, или это был лишь плод ее воображения. В те полгода, прошедшие со смерти Твердышева, она часто думала о Матвее, и совесть отчетливо твердила ей, что именно она была виновата в его скоропостижной кончине. Смесь сумбурных воспоминаний о его страстной любви и ее неприязни жгли ее душу тягостными сладостно-горькими воспоминаниями, и она никак не могла выкинуть эти печальные думы из головы.

Спустя пару часов, немного успокоившись, она окончательно утвердилась, что призрак за окном был лишь плодом ее воображения. Именно там, у кроватки сына, она поклялась себе, что начнет новую жизнь, где не будет места трагичным воспоминаниям о прошлом.

Она снова станет счастлива и попытается найти в этом мире новую любовь…

Поверь, голубка, твою руку

Просил я у отца, не раз.

Но он не понял мою муку,

И дал жестокий мне отказ…

Русская народная песня

Санкт-Петербург, особняк Андреевских,

1775 год, Сентябрь

Дернув дверь в комнату отца, Варя влетела внутрь тихой спальни и заверещала прямо с порога:

– Батюшка! Гришеньку украли!