трупы «не мелко», не бросать их в буераки, не отвозить в лес, не метать в реку, а отволакивать веревками или длинными шестами с железными крючьями, надевая при этом на руки кожаные голицы. На место захоронения, которое отводилось во время эпизоотии в строго определенном участке, далеко за окраиной поселения, накладывался пригнет из деревянных колод, «чтобы никто то трупие не выкопал, чтобы не растаскали собаки, лисы, росомахи и кости их не глодали, чтобы тое могилы зверь никакой не унюхал и не раскопал, на тое могилу накласть огню боле и нажечь гораздо»[412].

К сибиреязвенным карбункулам у человека тоже запрещалось «дотыкатися голыми руками». «Лечьцам» их показывали шильями деревянными, булатными, на то специально откованными в кузнях. На место укола шилом прикладывалась «ягода изюмная». На Севере было широко распространено лечение сибиреязвенного карбункула («прища») каленым железом. Больного туго привязывали к «лавке лекарской» (операционному столу) и держали руками несколько сильных мужчин. Прожигали «прищ» до кости, пока не запахнет «смрадом костяным», потом – «обяза» (повязка) с обильным поливанием раны маслом, водными растворами лекарственных зелий.

Незаразные болезни

Бичом Севера были также болезни от недостатка питания, среди которых на одно из первых мест должна быть поставлена цинга («синьга»).

Все бытописатели Севера единодушно заявляли, что Север всегда отличался голодными годами. Хлеб не дозревал, часто оставался на корню и зимовал под снегом из-за ранних холодов, нехватки рабочих рук. При употреблении в пищу прозимовавшего под снегом хлеба появлялись жестокие эпидемии болезней, в клинике которых теперь нетрудно определить типичные признаки алиментарно-токсической алейкии, потому что сам народ такую болезнь называл «горляной жабой» (септическая ангина).

Эрготизм на почве массового употребления зерна, зараженного спорыньей, носил название «коркота», «корча», «корчета», так как у больных на первый план выступали судорожные явления. Болезнь со всеми драматическими подробностями часто описывалась в памятниках северной письменности XIV–XVII вв. – в летописях, житиях. Новгородцы, в 1399 г. воевавшие Вологодскую землю, Устюг, Подвинье, при возвращении домой сильно пострадали от этой болезни: «И бысть на них на пути коркота, начало им корчить и руки, и ноги и хребты им ломити, и мало их приидоша здоровых в Новгород, и там на них слепота бысть»[413]. Несколько позднее «коркота» отмечена летописцем в Карелии (1422 г.), но и население более северно расположенных территорий – Поморье, Кола, Пермская земля, Печора – часто страдало от «корчеты». Среди прочих ее симптомов писатели обращали особое внимание на «ползание мурашек под кожей», походку «пияници». По выздоровлении у больных выпадали волосы, сходили ногти, у «женок» наблюдалось расстройство «менстровы», у всех переболевших – продолжительная неясность зрения, нервно-душевные нарушения. К самым же ранним и четким признакам относились приступы тонических судорог, которые появлялись то в одной конечности, то во многих, и часто разом. Сгибание и разгибание в суставах сопровождались острой болью, заставлявшей больных неистово кричать, со слезами на глазах просить себе смерти. Вид такого больного производил удручающее впечатление, судороги свивали его «ужвием» (веревкой), заставляя все тело сбираться в «камык малый» (комочек). В народе был распространен обычай для облегчения болей вставлять больным в сгибы конечностей «облыя», т. е. круглые палки, «катки», «клюшки», с которыми больные не расставались до исчезновения судорожных явлений.

По житийным рассказам из одного монастыря, куда в надежде «на милость угодников божиих» стекались тысячи больных, сторожам приходилось выметать со двора «облыя клюшки» целыми возами и сжигать их в оврагах. Церковники стремились подобные массовые исцеления истолковать как «чудо», между тем как они имели самое естественное объяснение. События эти всегда приурочивались к весеннему времени. Больные приезжали в полую воду (на «лодийцах»). Голодавшие всю зиму крестьяне по кабальной договоренности с монастырем получали «братской поварне» солод, толокно, ели доброкачественный хлеб, пили добротный монастырский квас. Родственники больных собирали им травы, коренья, птичьи яйца, ловили рыбу. Все это и приводило к выздоровлению от «корчеты»[414].

В старинных северных требниках XVI в. содержатся часто молитвословия об избавлении людей от «болезни чревныя». Так в древности называлась холера, дизентерия, банальные поносы. Для Севера, и в особенности Поморья, холера не была характерным заболеванием. Что же касается поноса с кровью, то не только спорадические случаи его, но и вспышки случались даже далеко у «моря Студенаго». Эти вспышки в Устюге, на Перми, в Вологде совпадали иногда с возвращением «воев» (воинов) из казанских походов, что имело место, судя по летописям, в течение всей 1-й половины XVI столетия. Поэтому болезнь приобрела на Севере название «низовой».

Подобный же заносный характер с Понизовья носила и «трясця» (или «трясавица», «студеница») с тем лишь различием, что она проникала до Соловков и оставляла после себя ряд долго не исчезавших рецидивных волн. По крайней мере такие письменные памятники, как Житие Антония Сийского с Подвинья (XVI в.), Соловецкий патерик этой же эпохи, говорят о «трясце» среди постоянных жителей Севера, возникающей по преимуществу весной.

О связях между укусами комаров, мошек, клещей и заболеваниями человека в то далекое время не подозревалось. И если борьба с «мшицами, комарами и овадами» все-таки велась северянами, то она имела своей целью лишь стремление избежать мучительных укусов, тем более, что насекомых в лесах, у болот была масса: «Многое множество комаров и овадов яко рой бяши видети толкущеся, обседаху все лице и шию и плечи и пияху кровь нещадно»[415]. Для отпугивания комаров в домах и хлевах жгли горы «можжееловых ветвий», хвои, навоза. В жилье ночью, да и днем спали только под «запонами», «завесами», как назывались пологи ситцевые, миткальные, холщовые. Без полога северянин не выезжал на покос, рыбную ловлю, в покруту. Работая на открытом воздухе, на голову надевали «куклю» – колпак, башлык из холста с завязками в виде ушей; шапки, носильные колпаки головные пропитывались дегтем в смеси с ворванью. Этим же составом с прибавлением рыбьей желчи смазывали себе птичьим крылом руки, ноги, а скотине – все тело.

Глазные болезни у населения Севера в памятниках письменности выступают всегда как длительный тяжелый недуг, которым страдали люди всех возрастов. Одна часть этих заболеваний относилась к последствиям оспы, болезни коркотной, другая была результатом неизлеченной трахомы. Сами северяне объясняли частоту глазных болезней копотью и дымом в жилье, топившемся по-черному, а также раздражением глаз сверкающими на солнце ледяными и снежными полями. Оказывали свое влияние также тучи ледяной и снежной пыли, подымавшейся от холодных ветров.

Приспособлениями для защиты глаз служили различной величины и формы навесы над глазами, широкие поля головных уборов, надглазные козырьки. Иногда все лицо закрывалось холщовой, суконной, кожаной маской с щелеобразными отверстиями для глаз. Но