– Тайм-аут! – Солонецкий поднялся. – Пасуешь, Алексей Сергеевич?

– Нет. Товарищ обрисовал иждивенцев общества, но не меня. Я не стою на перекрёстке, я делаю то, что могу делать в этом мире. И не толпе служу, и не идее. Я помогаю тому, кому могу помочь. Для этого не обязательно переводить их через дорогу.

– В чём конкретно выражается ваша помощь? – спросил Кузьмин.

– Я помогаю сомнением, – серьёзно ответил Аввакум.

– Считаете, что это важно и нужно?

– Важно, что я не добавляю зла в этом мире.

– Не добавить – не значит уменьшить…

– Я уже потерял нить вашего спора, – вмешался Солонецкий. – А давайте вернёмся к нему лет этак через десять, а?.. Думаю, жизнь нас кое в чём рассудит.

– Я не возражаю, – усмехнулся Аввакум.

– Было бы любопытно, – сказал Кузьмин. – Но я люблю конкретность, давайте сразу определим год.

Дверь приоткрылась, заглянула Ольга Павловна.

– Юра, тут к тебе…

– И к вам, Ольга Павловна, к вам тоже, – раздался знакомый голос, и не веря, но уже догадываясь, Солонецкий вышел в прихожую.

Это был Ладов.

– Это вам, – протянул он Ольге Павловне три ярко-красных гвоздики.

– Вы – волшебник, – не сдержала она восторга. – Откуда же это чудо?

– О, Ольга Павловна, если мужчина захочет…

– Проходи, – сухо сказал Солонецкий.

– Спасибо.

Ладов, раздеваясь, рассказывал:

– Повезло. Сегодня утром из дома, а вечером уже здесь. Даже в гостиницу не устроился, сразу сюда… У вас гости?

И, словно не замечая натянутости, поздоровался с Туровым, сказал пару комплиментов Полине Львовне, крепко потряс руку Аввакуму и пожал Кузьмину.

– Как прежде, в том же составе, – многозначительно произнёс он. – Только вот утятины нет и Ильи Герасимовича, но зато хозяйки – красавицы…

Полина Львовна поставила новый прибор.

– Садись, Александр Иванович. – Солонецкий отодвинул стул.

– Благодарю.

Ладов вдруг задумался, словно что-то вспомнив, щёлкнул пальцами.

– Юра, на минутку. Тет-а-тет.

И прошёл на кухню.

– У твоих был, – негромко сказал он. – Ира ждёт тебя… Хотя уже знает, что ты не один.

– Ты с проверкой? – не скрывая неприязни, спросил Солонецкий.

– Нет, Юрий Иванович, работать.

– На место Костюкова?

– Совершенно верно. Приказ показать?

– Не надо. Пошли за стол.

Словно не замечая напряженности, Ладов стал рассказывать новости о перестройке, которая наконец-то докатилась и до них, о том, что теперь придётся работать по-новому, по-настоящему.

– Главное, избавиться от межведомственных барьеров, – говорил он. – Вот лозунг дня. И больше обращать внимания на человека, лучше использовать творческий потенциал… Геннадий Макарович, – он повернулся к Кузьмину. – Ваша докладная заставила меня на многое взглянуть другими глазами. Впору отказываться от своего учёного звания… Нет, я серьёзно. – Он обвёл взглядом всех присутствующих. – Стыдно признаться, но должен: не разобрался…

– Чего уж вспоминать, – буркнул Солонецкий. – Давай вперёд глядеть.

– Большое спасибо за ужин, – поднялся из-за стола Кузьмин. Повернулся к Аввакуму: – Спор наш, думаю, мы разрешим скоро, лет через пять… Мне пора.

– Мы тоже идём, – дёрнула Полина Львовна за рукав Турова.

Солонецкий пошёл их провожать.

Постоял на крыльце, ощущая, как с каждой минутой злее пробирает мороз, озябнув, вернулся в дом.

Ладов, жуя, что-то рассказывал Ольге Павловне и Аввакуму.

Солонецкий сел рядом с Ольгой Павловной, обнял её за плечи. Ладов поперхнулся. Откашлявшись, попытался пошутить:

– Кто-то пожалел.

И тут же, словно мстя за этот вызывающий жест Солонецкого, добавил:

– Да, Юра, дочь не звонила?.. В гости собиралась прилететь.

Ольга Павловна осторожно убрала руку Солонецкого.

– Алексей Сергеевич, не будем мешать встрече двух давних друзей, – сказала она. – Пойдёмте, я вам свои работы покажу.

Солонецкий с Ладовым остались вдвоём.

Несколько минут Солонецкий разглядывал нового зама, не скрывая своего недовольства.

– Думаешь, как тяжело нам вместе будет работать? – первым прервал молчание Ладов. – Да, после всего, что произошло, непросто… Ну так давай сразу расставим точки над i. Я начну… Первый вопрос, который ты хочешь задать, почему я напросился к тебе замом? Я подчёркиваю – сам напросился, и поверь, не кривлю душой… Потому что в главке у меня не будет ни времени, ни материала, чтобы написать докторскую. Второй вопрос: почему я выбрал стройку, которая на грани консервации? Потому что это опять же нужно для диссертации. И третий вопрос, который тебе не терпится задать. Почему я был за консервацию? Подчёркиваю, был… Я ошибался. Если коротко… Не веришь? Твоё право. И последний, надеюсь, вопрос. Как я собираюсь жить с тобой и Кузьминым? Не так ли?

Загадочно улыбаясь, он принёс из прихожей портфель, вытащил пухлую папку.

– Взгляни.

Солонецкий раскрыл папку. Не особо вникая в смысл, стал перелистывать, слыша, как Ольга Павловна в соседней комнате показывает Аввакуму картины, периодически вопрошая: «Нравится?» Аввакум скупо бросал в ответ: «Недурно» или: «Очень нравится». Но потом его внимание полностью приковали к себе выкладки Ладова. И чем больше он в них вникал, тем всё более склонялся, что с такими доводами консервации удастся избежать… Умён, подумал он о Ладове, но, закрыв папку, со скучающим видом крикнул:

– Оля! Ольга Павловна, ты не утомила гостя?

– Мы уже давно ждём, когда закончится ваш деловой разговор, – вошла Ольга Павловна. – Мои картины способны вызывать только скуку.

– Это неправда, – возразил Аввакум, – мне понравились. – Он повернулся к Ольге Павловне: – Прилетайте с Солонецким ко мне, когда потеплеет. Не пожалеете.

– Приглашаете?.. Обязательно прилечу. И сразу же ставлю условие: вы будете мне позировать. И чтобы обязательно была удачная охота.

Она взглянула на Солонецкого и задержала свой взгляд, в котором он прочёл и любовь, и тоску, и какую-то растерянность, и даже отчуждённость…

– Охоту я устрою, – пообещал он вместо Аввакума. – Жди, Алексей Сергеевич, налетим как саранча, ещё не рад будешь.

– И меня прихватите, вместе с Кузьминым, – сказал Ладов. – Впрочем, мы с товарищем Аввакумом всё по пути в гостиницу обговорим.

– Но прежде тебе, как моему заместителю, лететь вместе с Кузьминым исправлять содеянное… – сказал Солонецкий.