– Прошу не говорить обо мне в третьем лице, когда я рядом, – бросил обсуждаемый. – И если припомнить факты, то это вы свалились на меня. Ты и твоя сестра. Двое сумасшедших. Жил себе спокойно… и тут вы!

– Ты не был особенно против нашего присутствия, – иронично заметил Брис. – И уж тем более тебя никто не заставлял жениться на Эрлиссе. Я уж не говорю про остальное! Ты, кстати, помнишь, что дал слово все ей рассказать? Осталось совсем мало времени. Сутки… может, чуть больше.

– Утром, – решительно ответил Фил, с несчастным видом глядя на усыпанное звездами небо. Потом грустно усмехнулся и добавил: – Грядет грандиозный скандал. Зная Эрли, могу с уверенностью сказать, что в мою многострадальную голову полетит все, что она сумеет поднять.

Брис коварно усмехнулся, но промолчал. Он тоже не сомневался, что будет именно так. А вот Терри отчего-то нахмурилась. Она знала о взрывном характере Мелкой, но надеялась на лучшее.

– Она поймет, если ты сможешь правильно ей объяснить, – сказала вертийка, глядя на Фила с сочувствием.

– Я бы, может, и попытался, но она же не станет слушать, – отозвался он, глядя на подругу с благодарностью. – Ей обычно хватает просто услышать мое имя, чтобы начать злиться.

– Тогда начни с объяснений, а главное признание оставь на финал разговора. И лучше сделай так, чтобы она к концу твоего рассказа сама обо всем догадалась. Так ей будет проще.

Терри поймала взгляд Фила и ободряюще улыбнулась.

– Мне кажется, она любит тебя, – проговорила задумчиво, чем умудрилась вогнать своего друга в состояние ступора.

Филипп сидел неподвижно, а его сердце, обычно тихое и спокойное, стучало так, будто было готово прямо сейчас разорваться от счастья. Но, увы, он слишком боялся обмануться и не мог поверить, что слова Террианы правдивы.

Видимо, в кои-то веки эмоции Филиппа отразились на лице, потому что Терри потянулась к его руке, лежащей на подлокотнике соседнего кресла, и накрыла ее ладонью.

– Любит… Но сама в это не верит, – продолжила вертийка. – Да только она так на тебя смотрит!.. И так взбесилась, узнав про твою связь с Катариной.

– С какой еще Катариной? – тут же спросил Брис, для которого подобная информация оказалась полной неожиданностью. Он снова начал хмуриться и взирал на Филиппа с неприкрытым раздражением.

– Это было три года назад, – ответил тот, уверенно встречая гневный взгляд. – И не надо на меня так смотреть. Сейчас для меня существует только Эрли. Других нет.

И тут Эмбрис вспомнил, за что собирался его ударить.

– Ты спал с моей сестрой! – прорычал он, тщетно пытаясь унять огонь нарастающей злости.

Было дико, что к его сестренке кто-то прикасался. Посмел раздеть ее… смотреть на нее… целовать ее! О том, что когда-то сам дал Филиппу позволение стать любовником Динары Арвайс, Брис благополучно забыл.

– Да, я спал с твоей сестрой, – сказал Фил, прекрасно видя его реакцию. – И это было божественно. Невероятно! И в конце концов, она будет моей женой. Она уже моя! Моя, понимаешь? И мне плевать, что ты злишься. Потому что Эрлисса…

– Что Эрлисса? – хмуро уточнил Брис.

Фил поднялся, намереваясь уйти, обернулся к карильцу и сказал:

– Потому что Эрлисса нужна мне как воздух.

* * *

Лисса просыпалась медленно, будто не желая прощаться с таким приятным сном. Словно не хотела отпускать то тепло и ту нежность, что ощущала, находясь в царстве собственных грез. Но солнце уже давно поднялось над горизонтом, заполнив комнату мягким утренним светом, а значит, пора возвращаться в реальность.

Открыв глаза, она осмотрелась, присела на постели и вдруг, широко улыбнувшись, упала обратно на подушки. Она вспомнила все. Каждую мелочь, каждый момент прошедшей ночи, которую провела с мужчиной… С Филиппом.

И пусть сейчас его рядом не было, но Эрлисса отчего-то не сомневалась, что он скоро вернется. Да и куда он мог деться из собственного дома… из своей спальни? Возможно, он ушел специально, давая ей возможность осознать произошедшее. Подумать… поверить. Может, не хотел, чтобы она чувствовала себя неуютно? Ведь тени ночи ушли, а на ней все еще нет одежды – только тонкая простыня вместо одеяла.

Белая… Шелковая. Такая мягкая. Но прикосновения Филиппа мягче… нежнее.

Принцесса закрыла глаза и вздохнула, довольно улыбнувшись. Сейчас она сама себе напоминала сытую кошку, растянувшуюся на солнышке, и чувствовала себя прекрасно.

Фил был с ней очень нежен и осторожен. Иногда даже казалось – слишком. Лисса понимала, что он старательно сдерживается, боясь напугать ее, боясь сделать что-то не так. Но когда они оказались в кровати, всю его сдержанность как ветром сдуло. Темперамент победил, отодвинув все мыслимые преграды.

Он целовал свою Эрли так, что она дрожала от желания. Его прикосновения сводили с ума. Его губы ласкали так, что она забывала, в каком мире живет. Его руки… ох… Вот о его руках Лисса вспоминала с особенным восторгом. Он гладил ее тело так трепетно, будто карильская принцесса была его самым ценным сокровищем… Смыслом существования. А его горячий шепот она принимала с восторгом, хотя почти не разбирала слов.

И вот когда сознание предало ее окончательно, когда тело больше ей не принадлежало, покоренное, подчиненное чужими прикосновениями, он снова ее поцеловал. Но поцелуй, яркий и невероятно страстный, сопровождался болью… внизу. Там, где она так долго ощущала приятное томление, вынуждающее умолять дать ей… что? Она сама не знала. Но теперь вместе с болью пришло чувство наполненности и… целостности.

– Эрли, – позвал Фил, прерывая поцелуй и заглядывая в ее затуманенные глаза. – Больно?

– Нет, – прошептала она, не желая признаваться.

– Я же знаю, что больно, – проговорил он. – Но сейчас пройдет. Я буду осторожен. Обещаю.

Она кивнула, а он, лаская, припал губами к шее. И мир снова закружился.

Боль не ушла полностью. Она лишь притихла, затаилась, потесненная новыми эмоциями. Эрлисса чувствовала движения внутри, и они вызывали странные, ни с чем не сравнимые ощущения. Не то чтобы приятные, но и не противные. А потом показалось, что она плывет под водой и вот-вот вынырнет. Она осознавала, что приближается к чему-то… яркому. Но боль так и не позволила узнать, к чему именно.

Филипп не спешил, но и долго сдерживаться не стал. Знал, что для девушки, в первый раз оказавшейся в постели с мужчиной, это больше стресс, чем удовольствие. Потому он не стал долго мучить свою Эрли. Для него сама близость с ней стала чудом, подарившим невероятный финал. Но он хотел большего. Хотел, чтобы она кричала от удовольствия, чтобы раз и навсегда поняла, что лучше быть просто не может. Он хотел стать ее единственным. Любимым. И был готов сделать для этого все, что угодно.

И пусть Лисса ничего не знала о его мыслях, но видела в его глазах любовь и нежность.