— Да, подбила! — как-то медленно, с непонятной интонацией сказал Пестов и вдруг схватил меня, до боли сжал в объятиях и со стоном впился мне в губы.

Мир передо мной вдруг завертелся в каком-то бешеном хороводе и понесся куда-то. Я застонала, попыталась вырваться, но он только усилил натиск. Не знаю, сколько времени длился этот сумасшедший поцелуй, но наконец Пестов отпустил меня. Я задыхалась, мне не хватало воздуха, ноги дрожали мелкой противной дрожью, а он зорко вглядывался, чтобы не пропустить все признаки моего смятения. Мне даже показалось, что он упивается этим, и ощутила себя маленькой и ничтожной. Я поднесла руку к губам и потрогала их, они словно горели огнем, на пальцах я увидела кровь. Зачерпнув ладонью снег, я приложила его к губам, не столько из-за крови, сколько для того, чтобы остудить их. Пестов, увидев кровь, выразил раскаяние, не слишком сильное, по крайней мере уже не выглядел таким довольным.

— Я не собирался набрасываться на тебя, сам не пойму, как это получилось.

— С тех пор как я познакомилась с вами, я иногда задавалась вопросом: почему я не влюблена в вас?

— А теперь знаешь ответ?

— Теперь я знаю, почему этого нельзя делать ни в коем случае. Вы сейчас раздавили и смяли меня, как пустой пакет. Чтобы быть с вами, нужно перестать быть личностью, стать мягким воском в ваших руках. Для меня это равносильно смерти. Так что если вы не ищете моей смерти, то не целуйте меня больше никогда и никогда не касайтесь!

Я пошла вперед так быстро, как только смогла. Он догнал меня и шел рядом молча, я поняла, что своими словами превратила его триумф в поражение, а поражений этот человек не любил больше всего.

Мы вернулись домой вместе и в то же время порознь, враз отдалившись друг от друга. Напряжение между нами не исчезло и после моего звонка Наташе, когда подтвердилась моя догадка о ее беременности. За Наташу я искренне порадовалась и посоветовала все рассказать мужу, не откладывая.

— Конечно, расскажу, прямо сейчас, он будет счастлив! Но первой я хотела сказать тебе, ведь я забеременела дня через два-три после твоего предсказания.

— Это простое совпадение, и больше ничего, — сказал Пестов.

— Конечно, — согласилась я, — но Наташе кажется, что это чудо, пусть верит.

В понедельник утром, прямо с дачи, мы с Пестовым поехали в турагентство, там он представил меня начальнице Эмме Игоревне. Это была полная энергичная женщина лет пятидесяти, которая встретила Пестова как самого дорогого друга, обняла и расцеловала в обе щеки, тот только посмеивался. Он тут же уехал. Эмма Игоревна представила меня сотрудницам Наде и Ане, — это были совсем молодые девушки, но именно они должны были вводить меня в курс дела. Мне показали мое рабочее место, и я приступила к изучению азов туристического бизнеса. Девчонки оказались смешливые, и мое обучение шло под их непрерывный смех, я частенько вторила им. Когда мы уж очень шумели, из кабинета выходила Эмма Игоревна, воздевала кверху пухлые ручки и громко возмущалась:

— Ну что за девицы у меня работают?! Только хиханьки и хаханьки! Вам что здесь, балаган?

За час до конца рабочего дня за мной пришел Пестов. Эмма охотно отпустила меня. Уже в машине Пестов объяснил, что Илья пришел в сознание и хочет меня видеть.

— Зачем я ему понадобилась? Ему сейчас надо выздоравливать, а не о делах думать!

— Ты же едешь к нему, вот и узнаешь все от него самого.

Доехали мы быстро.

— Вы меня в машине подождете или уедете?

— Я поднимусь с тобой, там охранник, тебя могут не пропустить.

— Это вы подсказали милиции идею об охране?

— Как же! Расстараются они, держи карман шире! Да, это целиком и полностью моя инициатива.

Илья находился в одноместной палате на четвертом этаже, возле двери его палаты сидел охранник, который вскочил, увидев Пестова и меня.

— Вот та Ася, которую срочно желает видеть Илья Андреевич, ты проводи ее в палату, пусть они поговорят, а я подожду в машине.

В палате находилась медсестра, совсем еще девочка, видно недавно из училища. Я думала, что увижу Илью, опутанного сетью проводов, идущих к различным аппаратам, но проводов не было, аппараты стояли отключенные. Цвет лица у него был бледный с синевой, и казалось, он с трудом дышит. Когда я подошла совсем близко и легонько коснулась его руки, он открыл глаза, несколько мгновений смотрел на меня безучастно, но потом лицо его оживилось.

— Ася, ты слышишь меня, Ася?

— Да, да, я здесь, я хорошо вас слышу, не волнуйтесь.

— Ася, вода плохая, не пей!

В первое мгновение я не поняла его, потом сообразила, что он говорит о злополучных бутылках пепси.

— Я знаю, экспертиза подтвердила, что туда насыпали какую-то пакость.

— Экспертиза? Так быстро?! — прохрипел Илья. Я нагнулась к нему и сказала осторожно:

— Но ведь прошло уже много времени, Илья Андреевич.

Он как-то задрожал, судорога пробежала по его лицу и рукам, но все же спросил неуверенно:

— Ведь сегодня четверг?

— Сегодня среда следующей недели, вы уже неделю находитесь в больнице.

Он заметно огорчился.

— Ах, как долго, а как же дела? Ведь дела, их надо, надо… — Он закрыл глаза.

Я с тревогой посмотрела на медсестру, но она казалась спокойной и пояснила мне:

— Он заснул, он еще очень слаб и засыпает посреди фразы. Вы еще побудете или уже уходите?

— А можно еще побыть?

— Да, но недолго. Знаете что, мне надо сходить за лекарством, вы побудьте с ним, но не будите его, а если проснется, не разговаривайте с ним много и не волнуйте его, пожалуйста. Я скоро вернусь.

Она ушла, а я смотрела на спящего Илью. Бледный, слабый, он, тем не менее, сохранял черты решительности и в этом беспомощном состоянии. Потом я спохватилась, что мой взгляд может тревожить его, ведь недаром на спящих не принято долго смотреть, и отошла к окну. Заметно стемнело, на улице зажглись фонари, но на небе дневной свет еще боролся с темнотой. Дверь за моей спиной скрипнула, медленно открываясь. Я решила, что это медсестричка несет что-то в руках, опасаясь уронить, поэтому так осторожно открывает дверь. Наконец дверь открылась совсем, и в палату вошла женщина-врач в шапочке, плотно покрывающей ее волосы, и со стетоскопом на груди. Я застыла на месте, почему-то испугавшись, что врачиха сейчас отругает и выгонит меня из палаты, но она скользнула по мне равнодушным взглядом и шагнула к постели больного. Илья застонал во сне и шевельнулся, женщина вздрогнула и остановилась. Я пыталась вспомнить, где могла ее видеть, лицо женщины показалось мне знакомым, но ее вкрадчивые шаги и эта остановка были такими странными, что я насторожилась. Ее дальнейшие действия оказались столь неожиданными, что я чуть было не опоздала. Женщина сделала решительный шаг и вдруг выхватила из кармана халата нож. Илью спасло то, что она достала нож, не подойдя к постели вплотную, и то, что промедлила секунду, словно примериваясь для удара. Этого мне хватило, одним немыслимым прыжком я достала ее и перехватила руку с уже занесенным ножом. От столкновения со мной она потеряла равновесие, и мы обе грохнулись на пол, хорошо, что не на кровать Ильи! Я ударилась с такой силой, что в другое бы время взвыла от боли, но сейчас было не до того, надо было вырвать нож из ее словно бы закостеневшей руки, настолько крепко она его сжимала. Мы катались по полу, сопя и рыча, но в общем достаточно тихо, чтобы привлечь внимание сидящего за дверью охранника. Почему я не крикнула, не знаю, то ли боялась разбудить Илью, то ли просто не сообразила. В этот момент вернулась медсестра. Увидев, что творится в палате, она закричала. Влетел охранник и первым делом двинул убийце ногой в тяжелом ботинке по голове, та сразу затихла.