– А ты умен, Егорка, – заметил Али.

– Значит, ты согласен со мной?

– Не вполне.

– Будешь спорить?

– Нет.

– Почему?

– Не хочу.

– Жаль. Я бы с тобой поспорил. Спать не хочется. Надо же о чем-то разговаривать. Ну, давай, сменим тему. Что ты думаешь о Платоне или об Аристотеле? Кстати, я тебе рассказывал о черепахе и Геркулесе?

– Знаешь, пожалуй, я все-таки лягу спать, – заявил Али.

– Брось, давай лучше выпьем, – принялся уговаривать товарища Егорка. Но Али, в самом деле, вытянулся на скамье и закрыл глаза. Через короткое время под своды храма вознесся его храп.

– Он еще и храпеть будет, – раздосадовано сказал Егорка. – А я, между прочим, не могу заснуть, когда кто-то храпит.

Он подошел к двери, за которой скрылся Фома. Стучать не стал, но прислушался. Оттуда также слышался приглушенный звук, похожий на храп. Егорка покачал головой. Он побродил немного по залу, зажег еще несколько свечей. Одному в полумраке было как-то неуютно. Особенно, учитывая, сколько критических замечаний он высказал в адрес христианства и ислама, двух основных мировых религий. Причем, очень воинственных. А он находился внутри главной святыни последователей Христа, которого почитали и мусульмане. Так, во всяком случае, утверждал Али. Егорка вернулся к другу, и лег на соседнюю скамью, но сон не пожелал прийти к нему. Он долго лежал, ворочаясь с бока на бок. На короткое время, он, было, задремал, но какой-то звук, похожий не то на треск свечного фитиля, не то на мышиный писк отогнал напрочь от него сон. Еще через какое-то время Егор почувствовал голод. Он сел, нащупав хлеб, стал жевать его.

– Ну и что ты ешь в сухомятку, – услышал он, – много радости. Вином надо запивать хлеб.

Егорка посмотрел на Али, хотя голос явно принадлежал не ему. Неужели Фома дурачится. Некто, еще невидимый, продолжал:

– Разве ты забыл, как звучит формула приглашения? Мол, приезжай, попьем вина, закусим хлебом, ну и так далее. Ну, что ты головой крутишь, шею свернешь, я перед тобой стою, прямо смотри.

В этот момент Егорка, в самом деле, увидел, как прямо перед ним отделилась от стены чья-то тень. Хотя Егорка готов был поклясться, что мгновенье назад там никого не было.

– Я не побеспокою твоего друга, – приветливо улыбаясь, сказал незнакомец, поскольку сидел рядом с ним.

Его лицо показалось знакомым, он силился вспомнить, но не мог. Егорка почувствовал вдруг такую симпатию к этому человеку, что хотел встать, но собеседник остановил его движением руки.

– Я благодарен тебе, что ты выполнил мою просьбу, и помог монаху добраться сюда. Это было очень важно для него. Правда, меня немного огорчает, то, что ты не хочешь признавать меня.

Егорка хотел что-то сказать, но человек остановил его словами:

– Но это твое частное дело. Я только хочу сказать, что готов выполнить любую твою просьбу.

– Спасибо, – поблагодарил Егорка.

После некоторой паузы человек сказал:

– Спасибо и…, – поскольку Егорка вопросительно смотрел на него, продолжил, – каким будет твое желание?

Егорка пожал плечами.

– У меня нет желаний.

– Совсем нет желаний, быть того не может.

– Мне нечего желать в этой жизни, потому что у меня все есть. У меня нет недостатка в деньгах. Я молод и здоров. Чего мне еще желать. В данный момент, здесь и сейчас. Как говорили, древние греки.

– Я этого не ожидал, – признался незнакомец, – ты озадачил меня своей неприхотливостью и философским подходом к жизни.

– Но я могу разбудить друга, – предложил Егорка, – выполни его желание.

– Это исключено. Только ты.

Егорка развел руками.

– Подумай, как следует, – настаивал человек.

– Послушай, – заговорил Егор, – а ты ведь тот, чье имя не принято произносить всуе?

– Почти, – скромно и уклончиво ответил собеседник.

– Может быть, не будем считаться – предложил Егорка, – мы с ним как братья. Его желание это все равно, что мое желание. Воскреси его жену и ребенка. Ну, хотя бы жену, ребенка они еще одного сделают. А? Ну что ты качаешь головой?

– Начнем с того, что он мусульманин, – возразил ночной гость.

– И ты туда же, – укорил Егорка, – какая разница, мусульманин он или иудей. Он человек, прежде всего.

– Закончим тем, что я не воскрешаю умерших. Это противоестественно.

– Тебе ли говорить о естестве? Ты же сам воскрес на третий день.

– Во первых – не я, во вторых – то была не моя воля.

– А чья?

Незнакомец поднял палец к верху.

– Ладно, допустим. А кто воскресил Лазаря? А? – допытывался Егорка.

– Лазаря похоронили живым, он от переутомления впал в состояние такого сна, что его не могли разбудить и решили, что он умер. Мы слышали биение его сердца и тепло его тела. Вот и все. Я, например, могу воскресить человека, поднять из могилы. Но это будет мертвец, и вести себя он будет как мертвец. Никакого удовольствия от общения с ним вы не получите. А хорошую память об умершем вы утратите. Воскресший Лазарь, хоть он был не вполне мертвец, стал невозможным человеком. И, когда он наконец умер, а случилось это через короткое время, все вздохнули с облегчением.

Егорка тоже вздохнул.

– Ладно, – сказал он, – давай, выпьем. Ты же с этого начал разговор со мной.

– Ладно, – покладисто сказал почти тот, чье имя не стоит произносить всуе, – давай, выпьем. Но имей в виду, я по-прежнему готов выполнить любое твое желание. Стоит тебе только подумать об этом.

– Я буду держать про запас, – сказал Егорка.

– Хорошо, – сказал собеседник. – На чем мы остановились? Кажется, на выборе вероисповедания. Твой приятель высказал любопытное соображение об Авраамической религии.

– Ты никак подслушивал, – заметил Егорка.

– Ну что ты, мне это даже как-то не к лицу. Я просто все слышал. Я был здесь. Это мой дом, как ты знаешь.

– Давай разбудим его, – предложил Егорка, – и ты поговоришь с ним на эту тему. Его это как раз интересует. Но, вообще-то мы остановились на том, что ты посоветовал мне выпить вина и не есть в сухомятку.

– Извини, за тысячу с лишком лет у меня появились провалы в памяти, – весело сказал почти тот, чье имя нельзя произносить всуе. – То есть, ты предлагаешь вернуться к началу разговора?

– Вообще-то я предлагаю разбудить Али, потому что один я пить не буду.

– Почему один? – удивился тот. – А я?

– Ты будешь пить со мной? – недоверчиво сказал Егор.

– Ну а что же, я рыжий что ли?