В ту ночь я никак не могла уснуть, прислушивалась к дыханиюмужа рядом, к Сашкиной возне на коврике возле окна и ждала рассвета. Телефонныйзвонок раздался в половине третьего, Сашка тявкнул, Тимур протянул руку ктелефону, пробормотав в досаде:

– Обалдели, что ли… Да… – Он включил ночник,послушал, что ему говорят, и протянул мне трубку. – Это тебя.

– Ольга Сергеевна. – Голос женщины звучалвзволнованно. – Ради бога, простите, что я звоню так поздно, но яподумала… Это Мария Игнатьевна, помните, вы приезжали в клинику Фельцмана…

– Конечно, помню. Что случилось? – Признаться, ктому моменту Корзухин с его семейством интересовали меня мало, но звонок вдругиспугал.

– Вика, Вика Корзухина. Она погибла.

– Что? – растерялась я.

– Девочка упала со второго этажа. Разбилась насмерть.Это ужасно, Ольга Сергеевна. – Женщина всхлипнула, но тут же заговорилаопять: – Я в клинике, сегодня у меня дежурство… В милицию и отцу уже позвонили.И я подумала, что должна сообщить вам. Извините. Наверное, это до утра подождет,просто я в таком отчаянии…

– Я сейчас приеду, – сказала я, вскакивая спостели.

– Куда ты? – хмуро спросил Тимур.

– Девочка погибла. Вика Корзухина.

– Я слышал. Очень жаль. Не смотри на меня так. Мнедействительно жаль, правда, но я не понимаю, зачем тебе-то туда ехать? Что тыбудешь там делать, скажи на милость?

– Тимур, мне надо знать, что произошло.

– О, черт. Хорошо, поехали. Отговаривать тебя –напрасный труд.

Наверное, Тимур был прав, не стоило срываться среди ночи,менты и без меня прекрасно разберутся, а подробности трагедии я узнаю черезнесколько часов. Только странное дело, у меня было чувство, что в гибели Викиесть и моя вина. Чего я не увидела, не поняла?

– Кончай казниться, – не выдержал Тимур, когда мывыехали из города. Он действительно хорошо меня знал и все понял правильно,хотя я не произнесла ни слова. – Ты-то здесь при чем?

– Давай для начала узнаем, что произошло.

Калитка была открыта, возле ворот припарковано штук семьмашин, две из них милицейские. Охранник мутно посмотрел на нас, но не решилсяспросить, к кому мы и по какой надобности. Народу понаехало достаточно, и он незнал, следовало нам быть там или нет.

Мы быстро пошли по асфальтовой дорожке. Возле первогокорпуса толпились люди. Я увидела Фельцмана, он был в костюме, руки засунулглубоко в карманы пиджака, лицо совершенно потерянное. Рядом с ним стояли триженщины в белых халатах и охрана. Двое мужчин в форме обсуждали что-то, понизивголос. Из окон первого этажа за происходящим с любопытством наблюдали пациенты.Между кустами и стеной дома в свете фонаря я увидела белое пятно простыни сконтурами тела.

Я вдруг представила Вику такой, какой видела ее в первый ипоследний раз: хрупкую девочку с огромными глазами, трогательную и беззащитную.Корзухин стоял на коленях перед ее телом и беззвучно плакал, закрыв лицоруками. Над ним склонилась врач.

– Владимир Сергеевич…

Он резко вскинул голову, повернулся к ней и в этот мигувидел меня: лицо его застыло. Мгновение мы смотрели в глаза друг другу, япоспешно отвела взгляд. Он выпрямился и сказал, продолжая смотреть на меня:

– Это вы… вы убили моего ребенка…

– Владимир Сергеевич, – встрепенулась женщина, чтостояла рядом. – Прошу вас…

Он отвернулся, сделал несколько шагов в сторону, но увестисебя не позволил. Тимур схватил меня за руку.

– Мужик просто не в себе…

– Разумеется, – кивнула я. – У него погибладочь.

К сотрудникам, что приехали по вызову, вскоре присоединилисьребята из следственного отдела, среди них нашлись знакомые. Корзухина все-такиувели, и я смогла выяснить, что произошло. Девочка хотела сбежать из клиники.Как она сделала это в прошлый раз, оставалось загадкой, в этот Вика попыталасьвыбраться через окно на пожарную лестницу, что находилась метрах в двух правее,но сорвалась и упала. Падение со второго этажа вряд ли привело бы к смерти, неупади она так неудачно: виском на каменный бордюр, отделявший асфальтовуюдорожку вокруг здания от клумбы. Дверь своей комнаты Вика подперла стулом,чтобы ей не могли помешать. Впрочем, предосторожность была излишней, по ночам кпациентам являлись только по вызову. За тем, как она вылезала из окна,наблюдали двое ребят из корпуса напротив, ее падение они тоже видели, о чемсбивчиво и весьма эмоционально рассказали. Как выяснилось, ребята в ту ночь неспали, играли в карты, пользуясь тем, что правила в клинике были не оченьстрогие, скорее даже наоборот. Случайно взглянув в окно, они увидели Вику идальше следили за ее действиями с большим интересом. Даже поспорили: сбежит онана этот раз или нет.

Фельцман, пока я выясняла детали трагедии, бестолковотоптался рядом, вроде бы даже не узнав меня, и, время от времени, бормотал:

– Какой удар…

– Несчастный случай, – пожал плечами пожилойкапитан. – Все яснее ясного. Девчонка хотела сбежать, и вот, пожалуйста.Отца жалко. Доконают мужика эти передряги. Девчонка, видно, была… – Онзапнулся, не находя подходящего слова. – Не зря он ее сюда отправил. Дети…кому радость, а кому сплошное горе. На вас-то он чего наехал? – понизивголос, спросил он меня.

– Я недавно разговаривала с его дочерью, хотела кое-чтопрояснить, это касалось гибели ее матери. Ему пришлось отправить ее сюда послеразговора со мной.

– Вот как… Понятно. Тут никто не виноват, –вздохнул он.

Конечно, он прав. Но что-то мешало мне с этим согласитьсявопреки всякой логике.

Мы с Тимуром возвращались к машине, когда из темнотыпозвали:

– Тимур Вячеславович…

Из-за ближайших деревьев показалась Мария Игнатьевна,тревожно оглядываясь. Она быстро приблизилась, шаги ее громко отдавались вночной тишине, наверное, поэтому она досадливо поморщилась. Окликнула онаТимура, но теперь обращалась ко мне:

– Вот это я нашла в комнате Вики. Может, я поступаюнеправильно, но я подумала, вам надо это увидеть.

Из кармана халата она достала свернутую трубочкой тетрадь ипротянула мне.

– Дневник Вики? – спросила я.

– Нет. Посмотрите сами.

Я открыла тетрадь, в свете фонаря быстро ее просмотрела.Тетрадь в сорок восемь листов, в клетку, на каждой строчке повторенное сотнираз: «Я люблю тебя. Я люблю тебя».