Я как раз достигла двери и вздохнула с облегчением. Правда,облегчение длилось недолго. Я обулась, прихватила старое Риткино пальто и вышлаиз дома. Беспокойство тут же вернулось, быстро переходя в тревогу, а потом внастоящую панику. Лукьянов прав, «охотники» вряд ли сунутся в дом. По крайнеймере, пока я была там, они рисковать не стали. А что теперь? Дождутся, когда онвыйдет? Брось, ты даже не знаешь, выследили тебя или нет. Лукьянов хитрый сукинсын, и если позвал меня сюда, значит, надеялся улизнуть. Для него такое не вдиковинку… Но удача когда-нибудь ему изменит. Он заигрался, сам это признал. Яшла по улице в сторону остановки маршрутки и боялась повернуть голову. Если ониздесь, мое поведение уже ничего не изменит. Как он собирается покинуть дом? Кчерту, тебя это не касается… Я в самом деле так думаю? Надеюсь, так и есть.

Лукьянов это Лукьянов, все, что он сказал, может бытьправдой, но с той же вероятностью он мог и соврать. Осведомлен он опроисходящем неплохо, значит вопреки собственным словам принял во всем живейшееучастие. Парень в подворотне вел себя странно… Может, Лукьянов его и подослал.Чушь, зачем? Я вновь подумала о том, что он остался в доме, и беспокойствовернулось, впрочем, оно и не исчезало. У меня есть над чем ломать голову. Онуйдет… не похоже, что за мной кто-то увязался.

Я замерла, едва справившись с желанием повернуть назад. Этобыл бы еще один идиотский поступок. Сашу он бы порадовал. Все просто. Я боюсь,что он погибнет, а я так и не узнаю правды о ребенке. Я в досаде закусила губу.Если бы ты вела себя по-другому, он бы сказал. Не уверена, но это возможно. По-другому– это как? Купилась на его слова о любви? Вот уж действительно идиотка.Лукьянов никого любить попросту не способен. Его злит, что я сорвалась скрючка, и он готов приложить некоторые усилия, чтобы все вернуть обратно. А кактолько… «Как только не будет», – мысленно отрезала я.

Я не заметила, как оказалась возле остановки, и тут же из-заповорота вывернула маршрутка. Я устроилась возле окна, но по дороге мало чтовидела. Я должна сказать Тимуру. Что сказать? Что побежала вприпрыжку попервому зову? Если я промолчу, а он узнает, будет хуже. Из двух зол выбираютменьшее. И это меньшее способно все уничтожить. Раньше надо было думать,раньше… Раньше, позже, теперь-то что делать? Он ушел? Я вдруг поняла, чтобольше не в состоянии находиться в маршрутке, сидеть и пялиться в окно.Впрочем, в тот момент я с трудом представляла место, где хотела бы находиться.И все же попросила водителя остановиться. На свежем воздухе мне стало легчедышать. Я сошла с дороги, присела на корточки возле березы, привалилась к нейспиной и зажмурилась, обхватив голову руками. Человек сам кузнец своегонесчастья.

У меня зазвонил мобильный, взглянув на дисплей, я вспомнилао Ритке и досадливо чертыхнулась.

– Где ты? – грозно спросила она.

– Возвращаюсь в город.

– У тебя все в порядке?

– А что со мной может случиться?

– Встретилась, с кем хотела?

– Да.

– И что?

– Ничего особо ценного он не сообщил. Злюсь на себя ина весь мир. Так что не доставай.

– Дед тебя спрашивал, дважды. Поторопись, я уже вратьзамучилась.

Я вышла на дорогу и тормознула первую машину. Вновьуставилась в окно, избегая разговоров с болтливым водителем. Ритке следуетсказать спасибо, она привела меня в чувство. Я ничего не узнала о своемребенке, зато подставилась. Глупо подставилась. Ношусь со своей душой как списаной торбой, размазывая сопли по роже, а мой друг между тем ждет от меняпомощи. Хороша, мать твою… Думай, как помочь Вешнякову. Сейчас это главное.

Парень высадил меня на въезде в город, дальше я добираласьна такси. Моя машина красовалась на стоянке в компании трех-четырех попроще,народ успел разъехаться. Я могла войти в здание через центральный вход, нопередумала. Не стоит наводить людей на мысль, что я могу смыться отсюда, когдасочту нужным. Оттого я попросила остановить машину возле супермаркета и кзданию администрации вернулась пешком. Мимо фонтана, к заветному окну. Тутвыяснилось, что какой-то придурок окно запер. Грязно выругавшись, я направиласьк неприметной двери, служебному входу, которым в основном пользовались водители,уверенная, что с дверью мне повезет не больше, чем с окном. Но повезло.Буквально перед моим носом она открылась, и появился мужчина со смутно знакомыммне лицом. Придержал дверь, пропуская меня, ничем не выдав удивления илизаинтересованности. Вздохнув с некоторым облегчением, я заспешила к лифту иувидела Деда. Он собирался уходить домой.

– Ты? – буркнул он с удивлением, точно не ожидалменя увидеть.

– Я очень изменилась?

– Где тебя носит?

– В разных местах. У меня нет для тебя новостей, –предупредила я.

Дед собрался что-то ответить, но передумал, пересек холл,широко шагая, только так и продемонстрировав свое недовольство. Когда ондоволен жизнью, поступь его тверда и нетороплива.

Ритка с видом вдовы-страдалицы маялась в приемной.

– Просто дурдом какой-то, – сказала она сотчаянием, вряд ли имея в виду что-то конкретное. Я вернула ключи и поспешиласмыться.

В этот момент позвонил Лялин.

– Скажи мне что-нибудь радостное, – попросила я.

– На конверте два хороших отпечатка, разумеется, неВешнякова. Вдруг повезет? Дергачев сегодня слег в больницу. Сердце прихватило.Может, стоит присмотреться к мужику получше?

– Сердце прихватило? Что ж, у него нервная работа. КакВешняков?

– Спроси у него.

Вешняков позвонил сам, как только я вошла в кабинет.

– Ты к Деду ходила? – буркнул он.

– Только что столкнулись возле лифта.

– Не юли. Прекрасно ведь поняла, что я имею в виду.

– Я сегодня непонятливая.

– Дать бы тебе в зубы, да грех девушек бить. Ходила? Ибез твоего ответа знаю. Сегодня меня опять вызывали, но ласковы были доблевоты. «Артем Сергеевич, давайте вместе подумаем, как этот конверт могоказаться в ящике вашего стола, – передразнил он неведомых мнедознавателей. – Мы знаем вас как честного человека». Короче, спортсмен,комсомолец и просто красавец. По плечу хлопали и просили не переживать.

– Ну и что в этом плохого?

– Все, – отрезал Вешняков. – Людям хорошоизвестно о нашей с тобой любви.

– Вешняков, мы его найдем. Уж можешь мне поверить.