Нынешнему читателю мой opus покажется наивным. Но он писался в заданной и жесткой идеологической системе координат. И в той системе координат попытка обосновать возможность социальных организмов, не предусмотренных марксистской теорией, имела смысл. Имеет она смысл и сегодня. Давайте спросим себя: в каком обществе мы живем?

* * *

А теперь — о Брежневе, каким я его видел.

Я работал с двумя Брежневыми. Здоровым и больным. Это — разные люди. Тут можно делать кучу оговорок, уточнений и т. д. — человек-то все-таки один. И все же я настаиваю — разные были «человеки».

Брежнев, с которым я познакомился в октябре 1964 года, был энергичным, жизнерадостным человеком. И человеком далеко не глупым. Во всяком случае, несравненно умнее тех, кто нынче склонен изображать в карикатурном виде «творца застоя». Скажу больше: требовался недюжинный ум, чтобы столь длительное время возглавлять одну из двух «сверхдержав».

Плохо было с образованием. Формально — высшее (металлургический институт). По существу — все же ближе к уровню знаменитой ЦПШ (церковно-приходская школа). Но не было комплексов, не стеснялся сказать: «Не знаю», не стеснялся задавать вопросы. Я, кажется, уже упоминал об обмене «конфронтации» на «боровую дичь»…

Книг не читал. Книгами для Брежнева служили люди, специалисты, эксперты, с которыми он встречался и беседовал. Он был хорошим собеседником — умел слушать. Умел располагать к себе людей вниманием, вовремя заданным вопросом, интересом к содержанию беседы. И умел воспринимать аргументы.

Исходя из этих качеств Брежнева, из его контактности, мы как-то решили попробовать организовать его встречу с Сахаровым. Нам казалось, что такая встреча помогла бы снять напряженность между Сахаровым и властью и вывести на какой-нибудь modus vivendi, устраивающий обе стороны. Брежнев не возражал. Даже проявил интерес. Но решил «посоветоваться» с Сусловым. И Суслов, как мы и боялись, отсоветовал.

Не могу не сказать о гостеприимстве Брежнева. Конечно, это было гостеприимство за казенный счет, но зато весь остальной антураж был хлебосольно-русским. Брежнев любил завидовское застолье. Не из-за выпивки. Пил он мало. Для него делали «Столичную с перцем», ставили малюсенькие коньячные рюмочки. За вечер — несколько, и все дела. Но тем, кому требовалось больше, не мешал. Даже оказывал содействие. Помню, водка кончилась, а прыть еще осталась. Брежнев уловил наши с Загладиным вопросительные взгляды и обратился к Черненко: «Костя, сбегай на кухню, у ребят водка кончилась!» Костя сбегал. Но запомнил надолго…

Застолье было формой общения, «расслабухи», как теперь говорят. Не чувствовалось скованности: вот — генеральный, а вот — машинистка. Перед выпивкой и закуской все были равны. Читали стихи. Брежнев прекрасно знал Есенина и, встав на стул, декламировал почти всю «Анну Снегину». Пели песни.

Брежнев любил рассказывать всякие истории из своей жизни, особенно военной. Со временем стал повторяться. Но блюдо было обязательным, и слушали каждый раз как в первый раз.

Следить за своим здоровьем Брежнев не умел и не любил. Его с трудом можно было вытащить на прогулку. С трудом давалась зарядка. Любимая (и единственная) форма физической нагрузки — охота. Тут он был большим мастером. Стрелял очень метко. Помоложе был — «с подхода». То есть бродил с егерем по лесу, пока не натыкался на кабана. Егерь наклонялся, Брежнев облокачивался на его спину и стрелял (когда я первый раз попал в Завидово, егерь имел чин майора, когда был там последний раз, майор уже превратился в генерал-майора). Как правило, охотился с вышки. Удобное кресло и всякие причиндалы. Ружье классное, с оптическим прицелом. Вышка на краю поляны. На поляне столб с лампочкой, а у столба — корыто с картошкой. Кабан выходит подзаправиться. Но охотник не дремлет (если не дремлет)…

Один раз Брежнев затащил на вышку Андропова. По словам Ю. В., он стрелял в воздух. Но егеря все равно притащили «раненного» им кабана.

В Завидове было помещение, где свежевали кабанов и разделывали каждую тушу на четыре части. Это были презенты от генерального, которые согласно специальному списку фельды развозили по домам. Я был в этом списке несколько лет. И получал презенты независимо от того, был в Завидове или нет. Управиться с ними без посторонней помощи не было никакой возможности. Так что несколько лет обеспечивал кабанятиной широкий круг знакомых. С тоской вспоминаю придуманное в те дни блюдо: украинский борщ с белыми грибами и кабанятиной.

Был и другой вариант презентов. Редко, но привозили по десятку убиенных докладчиком уток. Чтобы их съесть, надо было ощипать, избавиться от перьев. Жена переложила эту операцию на меня. Пришлось осваивать. Зато гостям было хорошо.

К положительным качествам Брежнева я бы отнес отсутствие злопамятности. Ну, может быть, она не отсутствовала, но была слабо выражена. Я это на себе испытал. Мое отлучение продолжалось всего два года. А потом — неожиданный вызов в Завидово, и все опять завертелось. Только я уже был вольноопределяющимся.

Брежнев воспринимал место, которое он занимает, с непосредственной наивностью. Открывали ленинский мемориал в Ульяновске. Собрание, речь, все как положено. Вечером, тоже как положено, за столом с обкомовским начальством. «Я, — говорит, — как царь. Только не могу, как царь, дать землицу, крепостных. Зато могу дать орден». А ведь действительно так оно и было. И называлось «ленинские принципы партийной жизни».

Мне еще в те времена пришла в голову мысль — Брежнев прекрасно бы смотрелся как средней руки помещик где-нибудь в Курской, например, губернии. Особняк вроде дачи Горького на крутом берегу. Хорошая псарня. Смешливые дворовые девки. Конюшня. Днем — хозяйственные заботы или охота. Вечером, если сам никуда не едет, съезжаются в гости окрестные помещики. Карты. Сытный стол. Свои наливки. Разговоры: «Дизраэли тоже голова…»

Да вот не повезло. Слишком поздно родился. И пришлось впрягаться в скрипящую, с трудом двигающуюся телегу.

Царь-то он, конечно, царь. Но нет царя без свиты. Как нет генерального секретаря без аппарата. С аппаратом Брежнев справлялся. Знал аппаратные нравы и правила. Знал, где нужно уступить анонимной аппаратной силе, а где настоять на своем.

Демосфену приписывают следующие слова: «Как генерал идет впереди своих войск, так и мудрые политики должны идти во главе своих дел… Им не следует дожидаться событий, чтобы решить, какие принимать меры. Напротив, принимаемые ими меры сами должны производить эти события». Брежнев, как и большинство советских (и российских) политиков, к сожалению, принимал меры после событий. С одним существенным исключением. В аппаратных интригах он действовал на опережение. Это показала подковерная борьба с Шелепиным. Брежнев не суетился, позволил «железному Шурику» и его команде высунуться и постепенно оттер его от власти.

В аппаратных делах, насколько я мог уловить, Брежнев был против резких, нелегитимных движений. Поэтому я решительно не могу принять версию о причастности Брежнева к гибели первого секретаря ЦК КП Белоруссии Петра Мироновича Машерова. Верно, что Брежнев, особенно поздний, не жаловал Машерова. Ему не нравилось, что Машеров держался независимо, без подхалимажа. Во всяком случае, в хоре славословящих его голос звучал очень тихо. Разве сравнишь с Алиевым или Шеварднадзе?!