Тридцатого декабря 1913 года тихо и безболезненно скончалась в усадьбе Пензенской губернии, восьмидесяти четырех лет от роду, Наталия Алексеевна Огарева, вдова Огарева и Герцена. Ее имя и личность не должны быть забыты не только потому, что она играла видную роль в жизни этих двух деятелей, но и потому, что она сама была замечательной женщиной.

Любителям исторического чтения ее судьба должна быть известна отчасти по ее «Воспоминаниям», отчасти по третьему тому «Записок» Татьяны Петровны Пассек. Она родилась в 1829 году; ее мать была дочерью генерал-лейтенанта Аполлона Степановича Жемчужникова, отец – Алексей Алексеевич Тучков, брат бывшего позднее московским генерал-губернатором Павла Алексеевича Тучкова, – привлекался к следствию по делу 14 декабря, но был освобожден от суда за отсутствием улик, вскоре за тем вышел в отставку и поселился в своем имении Яхонтове Инсарского уезда Пензенской губернии.

Здесь, в Яхонтове, прошли детство и юность Наталии Алексеевны; ее отец в течение многих лет был инсарским предводителем дворянства и в этом звании мужественно боролся с произволом властей и помещиков, отстаивая права крестьян; он был человек просвещенный и благородный, горячий противник крепостного права. Родовое имение Огарева, Старое Акшено, находилось поблизости от Яхонтова; отсюда раннее знакомство Огарева с семьей Тучкова; Н.А. впервые увидела Огарева шестилетней девочкой.

В конце 1846 года, по возвращении из-за границы, окончательно разойдясь со своей женой Марьей Львовной, Огарев поселился в Акшене; здесь он тесно сблизился с Тучковыми, и уже в это время, по-видимому, зародилось в нем чувство к молоденькой Наталии Алексеевне. В 1848 году Тучков с обеими дочерьми, Натальей и старшей, Еленой, ездил за границу; Огарев письмом познакомил их с Герценами, и Тучковы быстро сдружились с ними, особенно Наталия Александровна Герцен страстно привязалась к Наталии Алексеевне. Вскоре по возвращении домой Огарев объяснился с Н.А.; она также полюбила его или, может быть, думала, что любит.

Но первая жена Огарева еще была жива; Тучков-отец не хотел и слышать о гражданском браке. Тем не менее Огарев и Наталия соединились (в 1849 году); в это же время друг Огарева, Николай Михайлович Сатин, женился на сестре Н.А. Елене.

Огареву было тридцать шесть лет, Наталии – двадцать. Огорчение отца терзало ее; все попытки Огарева и Герценов добиться от первой жены Огарева согласия на развод были безуспешны. В те дни, тотчас после раскрытия дела петрашевцев, когда власть всюду подозревала «фурьеризм», незаконное сожительство было опасным делом. И точно: в феврале 1850 года Тучков, Огарев и Сатин были арестованы и увезены в Петербург по предписанию из III Отделения; впрочем, их только продержали несколько недель, и тем дело кончилось. Но московские друзья Огарева – Грановский, Кетчер и другие – во всем обвиняли Наталию Алексеевну (трудно понять почему), и это тоже внесло много горечи в ее жизнь. Они обвенчались только в 1853 году, после смерти Марии Львовны.

Огарев еще в 1849 году продал свое акшенское имение Сатину. Он завел писчебумажную фабрику в Симбирской губернии и жил здесь с Н.А. до отъезда за границу. Герцен все годы неустанно звал их туда, но Огарев всё колебался; последним толчком был пожар, уничтоживший его Тальскую бумажную фабрику. В марте 1856 года Огаревы уехали в Англию. Они были только вдвоем – детей у них не было.

В Лондоне (в Ричмонде) они поселились, конечно, у Герценов. Герцен был счастлив их приездом. Первые дни прошли в каком-то угаре радости. Несколько ночей напролет Герцен излагал им, устно и читая соответственные письма, ту страшную историю, которая разбила его семейное счастье, – историю отношений Наталии Александровны с Гервегом. Четыре года, прошедшие со смерти жены, не залечили его раны.

Потрясенные, расходились они на заре – и в эти-то ночи родилось чувство между Герценом и Н.А. Чувство это быстро разгоралось; Огарев не был слеп, да Н.А. и не думала скрывать от него; напротив, она говорила с ним откровенно. Он предложил отсрочить решение на год, чтобы убедиться в прочности чувства. Они согласились, но обстоятельства и темпераменты ускорили развязку: в 1857 году Герцен и Н.А. фактически уже были мужем и женою. Огарев остался жить с ними. Он, несомненно, очень любил Н.А. и, следовательно, сильно страдал; да и те двое страдали.

Наталия Алексеевна первая, вскоре после приезда, подала мысль о журнале, и этот журнал – «Колокол» – вскоре наполнил жизнь Герцена и Огарева, да и ее собственную. Их последующие годы были полны бодрой и счастливой деятельности, широких интересов, разнообразных и ярких впечатлений. «Колокол» быстро приобретал влияние, Герцен чувствовал себя в ударе; за эти годы Н.А. перевидала у себя в доме многих замечательных людей.

В 1858 году родилась ее первая дочь Лиза, в 1861-м – двойня Лёля-bоу и Лёля-girl, как их прозвали. Н.А. была страстная мать и всецело отдалась детям. Но ее счастье, все-таки больное счастье, длилось недолго. Вслед за крушением «Колокола» в 1863 году, в конце следующего года, вдруг, в несколько дней, умерли от дифтерита двое ее маленьких Лёль. Герцен был, можно сказать, тяжело контужен, а Н.А. ранена насмерть. И это была еще только первая из многочисленных потерь, которые предстояли ей в ее слишком долгой жизни; впереди было еще полвека – кто мог это предвидеть? – и несколько смертей, отчасти еще более ужасных.

Роковая ошибка Н.А. (если только можно думать, что это во власти человека) заключалась в том, что после смерти детей она сразу выпустила вожжи и без удержу предалась своей мятежной боли. Детей нет – ей больше жизнь не нужна, она хочет к ним, умереть: это она твердила отныне целые годы. Она и всегда была склонна к мрачным чувствам, к угрызениям совести, теперь же вовсе погрузила свою душу во мрак. Имей Наталия Алексеевна силу вернуться к жизни, всё пошло бы иначе.

По-видимому, она утвердилась в мысли, что своим соединением с Герценом навлекла проклятие на себя, на Герцена и на детей. Она удаляется от Герцена, переезжает с Лизой с места на место и изнуряет Герцена и Огарева мрачными и страстными письмами. Герцену, который и сам был наполовину сломлен, нужна была не такая подруга; эти письма мучили его, и мучило его сознание своего греха, своей ошибки. В этой тяжелой атмосфере еще и всякое деловое решение – где прожить лето, в какую школу отдать Лизу и т.п. – принимало уродливый оборот; в желаниях Н.А. было всё: самозаклание, аскетизм, по-своему горячая любовь – не было только логики. Герцен раздражался и болел душой, Огарев тщетно силился водворить мир. Этой сплошною мукой были наполнены последние шесть лет жизни Герцена; при других условиях его крепкий организм, вероятно, не так скоро сдался бы диабету.

После смерти Герцена (1870 год) Н.А. нашла временное утешение в заботах об издании его сочинений: так называемое женевское издание было осуществлено главным образом ее усилиями и ее личным трудом (много помог ей в этом деле умерший тоже недавно Григорий Николаевич Вырубов).

Лиза вырастала очень умной и способной девочкой, развитой не по летам и, кажется, не по летам своевольной. Мрачный характер матери и ее неправильный способ воспитания (в сочетании деспотизма с чрезмерной свободой) привели к тому, что Лизе было нестерпимо жить с нею. У Лизы была фантастическая голова; шестнадцати лет она влюбилась в известного французского социолога Летурно, человека женатого. Летурно, по-видимому, неосторожно ласкал неуравновешенную девочку; кончилось тем, что в ноябре 1875 года Лиза наложила на себя руки (она отравилась, вдыхая хлороформ, в доме Александра Герцена во Флоренции).