Несколько минут Арабелла стояла молча. Она прерывистодышала, и румянец на её щеках то появлялся, то исчезал.

— Вы… вы совершенно невыносимы, — сказала она,отводя глаза. — Разрешите мне пройти.

Он отступил и своей широкополой шляпой, которую всё ещёдержал в руке, сделал жест в сторону дома.

— Я больше не задерживаю вас, сударыня. В конце концов,я могу ещё исправить свой отвратительный поступок. Потом вы припомните, чтоменя вынудила это сделать ваша жестокость.

Она тут же остановилась и взглянула ему прямо в лицо. Теперьона уже защищалась, и голос её дрожал от негодования.

— Вы говорите со мной таким тоном! Вы осмеливаетесьразговаривать со мной подобным образом! — воскликнула она, поражая егосвоей страстностью. — Вы имеете дерзость укорять меня за то, что я не хочукасаться ваших рук, когда мне известно, что они обагрены кровью, когда я знаювас не только как убийцу…

Он глядел на неё, приоткрыв рот от удивления.

— Убийца? Я? — выговорил он наконец.

— Назвать вам ваши жертвы? Да? Разве не вы убилиЛевасёра?

— Левасёр? — Он даже чуть-чуть улыбнулся. —Значит, вам и это сказали?!

— А вы отрицаете это?

— К чему? Вы правы — я убил его. Но я могуприпомнить ещё одно убийство другого человека при аналогичных обстоятельствах.Это произошло в Бриджтауне в ночь, когда на город напали испанцы. Мэри Трэйлможет рассказать вам все подробности. Она была при этом.

Он яростно нахлобучил шляпу и сердито ушёл, до того как онауспела что-либо ответить ему или хотя бы уразуметь смысл всего, что он ейсказал.

Стоя у колонны портика губернаторского дома, Питер Блад сболью и гневом в душе смотрел на огромный рейд Порт-Ройяла, на зелёные холмы ицепь Голубых гор, смутно видимые в дымке струившегося от зноя воздуха.

Раздумье Блада было прервано возвращением негра, которыйходил доложить губернатору о приходе капитана. Следуя за слугой, он прошёл наширокую веранду, в тени которой полковник Бишоп с лордом Джулианом Уэйдомспасались от удушливой жары.

— А, пришли! — приветствовал его губернатор,сопровождая своё приветствие мычанием, не предвещавшим ничего доброго.

Бишоп не потрудился подняться с места даже после того, какэто сделал более воспитанный лорд Джулиан. Нахмурив брови, бывший барбадосскийплантатор рассматривал своего бывшего раба. Блад стоял, держа в руке шляпу ислегка опираясь на длинную, украшенную лентами трость. Внешне он был спокоен, иничто не выдавало его гнева, вызванного таким высокомерным приёмом.

Помолчав немного, полковник сурово и вместе с темсамодовольно заявил:

— Я послал за вами, капитан Блад, потому что мнесообщили, что вчера с рейда ушёл фрегат с вашим сообщником Волверстоном исотней пиратов из полутораста человек, находившихся до этого под вашимкомандованием. Мы с его светлостью хотели знать, на каком основании выразрешили им уйти.

— Разрешил? — переспросил Блад. — Я простоприказал им уйти.

Полковник на мгновение остолбенел от такого ответа.

— Приказали? — наконец сказал он с изумлением, вто время как лорд Джулиан недоумевающе поднял брови. — Чёрт побери! Можетбыть, вы объяснитесь точнее? Куда вы послали Волверстона?

— На Тортугу. Я поручил ему сообщить от моего именикомандирам четырёх других кораблей моей эскадры то, что здесь произошло ипочему им не следует больше меня ждать.

Блад заметил, как полковник от бешенства побагровел. Глазаего налились кровью, и казалось, что от гнева он готов лопнуть. Плантатор резкоповернулся к лорду Джулиану:

— Вы слышали, милорд? Он отпустил Волверстона, самогоопасного после него человека из этой пиратской шайки. Я надеюсь, что вашасветлость теперь понимает, как безрассудно было выдать королевский офицерскийпатент такому человеку. Ведь это же… бунт… измена! Клянусь богом, этим деломдолжен заняться военно-полевой суд!

— Может быть, вы прекратите вздорную болтовню о бунте,измене и военно-полевом суде? — Блад надел шляпу и, не ожидая приглашения,сел. — Я послал Волверстона сообщить Хагторпу, Кристиану, Ибервилю идругим моим людям, что у них есть месяц на размышление, в течение которого онидолжны последовать моему примеру, прекратить пиратство и вернуться к мирнымзанятиям — охоте или заготовке леса, или же убраться из Карибского моря. Воткакое я дал поручение!

— Ну, а люди? — задал вопрос его светлость своимровным голосом, не повышая тона. — Ведь Волверстон захватил с собой ещёсто человек.

— Это те люди из моей команды, которым не по душеслужба у короля Якова. Нашим соглашением, милорд, предусматривалось, что никтоиз них не будет подвергаться какому-либо принуждению.

— Я не помню этого, — с искренним убеждениемсказал Уэйд.

Блад удивлённо посмотрел на него и пожал плечами:

— Не хочу обвинять вас в забывчивости, милорд: такименно было, и я не лгу. Во всяком случае, нельзя даже и предполагать, чтобы ясогласился на что-либо другое.

Губернатор уже не мог больше одерживаться:

— Значит, вы предупреждаете этих проклятых мерзавцев наТортуге, чтобы они имели возможность спастись! Вот что вы сделали! Вот как выиспользуете офицерский патент, благодаря которому сами спаслись от виселицы!

Питер Блад невозмутимо взглянул на него.

— Хочу напомнить вам, — тихо сказал он, — чтоцелью миссии лорда Уэйда, не принимая во внимание ваши собственные аппетиты,которые, как всем известно, являются аппетитами палача, — это освобождениеКарибского моря от корсаров. Я принял сейчас самые эффективные меры длявыполнения этой задачи. Известие о моём переходе на королевскую службу само посебе будет способствовать роспуску эскадры, которой я командовал до недавнеговремени.

— Понимаю! — насмешливо проговорилгубернатор. — Ну, а если этого не будет?

— У нас есть время обдумать, какие шаги можно будетпредпринять.

Лорд Джулиан предупредил новую вспышку гнева полковникаБишопа.

— Возможно, — сказал он, — что лордСэндерленд будет доволен, если исход дела окажется таким, как вы обещаете.

Это были примирительные слова. Лорд Джулиан стремился неотступать от своих инструкций из расположения к Бладу. Поэтому сейчас ондружески протягивал ему руку, чтобы помочь преодолеть новое, весьма серьёзноезатруднение, которое создал сам капитан, дав в руки Бишопу оружие против себя.К сожалению, молодой вельможа был тем самым человеком, от которого Блад нехотел никакой помощи, потому что смотрел на него глазами, ослеплённымиревностью.