Он пошел вперед, и, когда повернулся ко мне спиной, я вынула Кролю из кармана. Я не могла вспомнить, как положила его туда. Мои вещи собирал Марк, пока я одевалась. Я разглядывала Кролю, воспоминание из далекого прошлого, лежавшее сейчас в моей руке. Другой рукой я держалась за перила. Спальни были светлыми, яркими, просторными. Четвертая – совсем крошечная, как и предупреждал Марк, но я уже видела в ней маленький столик, удобное кресло, мой ноутбук и стопку книг. Узкое окно смотрело в сад.

Я поняла, что не хочу идти в главную спальню. Не хочу оставаться с Марком наедине. Тем более не хочу оказаться перед ним голой.

Я стояла в дверном проеме и смотрела на кровать, которая с каждой секундой становилась все больше и страшнее. Марк ходил по комнате, демонстрировал мебель. Кроля казался мягким и вместе с тем грубым. Я сжимала его так крепко, что заболела рука.

– В трехместном шкафу достаточно места, – сказал Марк. – Но если захочешь, купим и двухместный. Здесь что хочешь влезет.

Я прижала Кролю к лицу, вдохнула, стараясь избавиться от чувства, словно старая мягкая игрушка может мне о чем-то рассказать. Мне нужно было оставить надежду, будто я кому-то нужна. Я была нужна Джерейнту, но он погиб. Призрачные птицы улетели, а призрачная медсестра оказалась всего-навсего плодом моего воображения, вызванным повышенным интересом к истории больницы и тяжелой травмой головы. Пора было признать – я осталась одна. Совсем одна.

Правое ухо Кроли повисло вниз, и это придало его физиономии вопросительное выражение. Оставшийся глаз смотрел на меня слишком внимательно для мягкой игрушки. Я четко увидела: в ту ночь, когда я разбила машину, со мной был Марк. Я была за рулем. Дело было не в том, что служба «Скорой помощи» обнаружила меня на водительском кресле; я вспомнила, как сидела на нем. Я ощутила тяжесть руля в руках, увидела залитое дождем ветровое стекло, почувствовала вибрации машины.

– Мин, – Марк чего-то ждал.

– Не называй меня так, – сказала я, выжидая время. Слова пытались что-то удержать. Еще один щелчок. В голове повернулось колесико, последняя деталь встала на место. Я внезапно вспомнила. – Мы расстались.

Марк сразу же посерьезнел.

– Давно. И ненадолго.

– Нет, – сказала я уже не так уверенно. – За день до катастрофы. Мы поссорились и…

– Поссорились, – Марк кивнул. – Просто повздорили немного, но не расстались. Что за чушь!

Я нахмурилась, попытавшись удержать воспоминание. Только что оно было таким ярким и ясным.

– Да нет же, поссорились и решили расстаться. Ты ушел. Потом напился и… – я задумалась. Увидела Марка – белую размытую тень в саду моей квартиры, за створчатыми дверьми. Двери были старыми, видавшими виды, но в целом похожими на те, что я увидела в этом новом сияющем доме.

Марк высвободил Кролю из моей ладони, взял обе руки в свои. Посмотрел мне прямо в глаза.

– Не уходи от реальности, Мина. Останься со мной.

– Что?

– Ты слышала, что сказала доктор Канте. Тебе еще долго придется приспосабливаться. Твои воспоминания свалены в кучу. У тебя могут быть синдром ложной памяти, посттравматический стресс, нарушение когнитивных функций…

Я не могла смотреть ему в глаза, сосредоточилась на лбу. На морщинах, пересекавших кожу, на линии роста волос.

– Я люблю тебя, – сказал Марк. – Мы наконец вместе. Мы можем забыть о прошлом, – он тянул меня за руку в комнату, к кровати. Я пошла за ним, но тут в мозгу снова что-то перевернулось.

– Мы расстались. Я решила все это прекратить, я… – я осеклась. Я чуть было не сказала, что решила от него избавиться, но это было бы жестоко.

– Нет, – отрезал он. – Хватит нести бред. Ты все разрушишь.

И тут я увидела чижика у него на плече и ощутила прилив радости. Словно что-то давно потерянное наконец вернулось ко мне. Я смотрела на маленькую желтую птичку, и воспоминание сложилось целиком, четкое, ясное. Я увидела птичку утром, а вечером попала в катастрофу. Это была первая птица с тех пор, как Джерейнт покончил с собой. Я вспомнила ссору. Вспомнила, что решила расстаться с Марком. Вспомнила, что еще до катастрофы знала – я его не люблю. И никогда не любила. Я чувствовала это всем своим существом, каждой клеточкой. Раздражение и отчужденность были совсем не симптомами.

Я отшатнулась, он усилил хватку. Внезапно мне стало страшно. Я поняла – в машине случилось что-то плохое. И хватка убедила меня в этом. Словно Марк тоже вспомнил об этом в тот же самый момент. Наши глаза встретились.

Мы молчали. Мое облегчение оттого, что я так легко все вспомнила, сменилось тревогой и грустью. Глаза Марка чуть расширились, взгляд стал мягче, хватка ослабла настолько, что я смогла сделать шаг в сторону.

– Прости, – сказал он, явно желая положить конец этому разговору. – Я сделал тебе больно?

– Не теперь, – ответила я. – А тогда. Это был ты. В машине.

Он резко сел на кровать.

– Мы поссорились. Ты был очень пьян.

– Не был, – он закрыл руками лицо.

– Схватил меня за руку и начал тянуть.

– Прости меня. Я не хотел причинить тебе боль.

Я посмотрела на себя. На темно-синюю неопреновую опору для колена, на эластичный бинт, на покрытую пятнами красную кожу, сожженную, жуткую. Я не чувствовала злости. Я ничего не чувствовала. Я просто хотела уйти.

– Моя сумка здесь?

Марк посмотрел на меня.

– Что?

– Сумка. Можно ее взять? – я старалась быть вежливой, тактичной.

– Она в коридоре, – сказал он. – Подожди, принесу ее.

Я пошла за ним. Мне хотелось взять сумку и уехать подальше от этого дома, от Марка, как можно скорее. Когда я покину это место, я смогу все обдумать. Можно позвонить Стивену, он приедет и заберет меня.

Марк отреагировал слишком быстро. Прежде чем я поняла, что происходит, он уже успел оказаться по ту сторону двери и закрыть ее. Раздался резкий звук. Я попыталась открыть, но сложная задвижка под старину была сработана на славу.

– Марк?

Его голос сквозь плотное дерево был пугающе близок.

– Не волнуйся. Я просто хочу поговорить.

– Выпусти меня, – я пыталась делать вид, что спокойна и что вся эта ситуация меня лишь немного забавляет, как будто это лишь небольшое нарушение социального этикета, а не чудовищное – гражданских прав.

– Я хочу, чтобы ты поняла, – сказал он из-за двери. – Ты должна понять. Я не сделал ничего плохого.

Гнев моментально взял верх над страхом.

– Из-за тебя я разбила машину! Ты мог меня убить! Мог убить нас обоих!

– Я совершил ошибку. Мне было так плохо, – голос Марка в самом деле был грустным, но в нем звучали те нотки, которые помогают политикам строить карьеру. Это испугало меня даже сильнее, чем запертая дверь. Я сделала глубокий вдох.