и детской присыпкой, что перед тем, как рухнуть в ванну, Денис на чем-то сидел, потому что с высоты он видел свои маленькие ноги, бултыхающиеся в пенистой воде, усеянной желтыми огоньками.

Желтыми огоньками.

Набухает знакомое отвратительное чувство скорого приступа, и рука резко прикрывает рот.

– То есть Лапыгин просто взял и избил тебя? – Слава возвращает в реальность с ему присущей дотошностью. – Когда ты успел ему дорожку перейти? Почему мне не сказал?

– А у тебя что, против него какой-то аргумент стоит?

«Иначе как ты смог защитить Мурата в школе?» – почти вырывается изо рта.

Слава сомневается вслух:

– Чего-то не укладывается в голове, что староста Пегов и отмороженный на всю голову Пыга торчали там вместе.

Толик, очнувшись от своих размышлений, видимо, решает со всем этим не тянуть, потому спрашивает Дениса в лоб:

– Стало быть, ты про них знаешь?

Слава бегает глазами от одного к другому. Что-то подсказывает, что еще парочка таких многозначительных пауз, и он не на шутку оскорбится этими недомолвками. Денис решает не мучать тишиной ни его, ни Толика, отвечает, что да, все про Кирилла и Лапыгина знает, и рассказывает, откуда. Опять же, опустив некоторые неловкие детали.

– Погоди-погоди. – Слава подается вперед, удерживаясь руками за подлокотники кресла. Его кудрявые волосы нелепо торчат в разные волосы. – А ты их точно с пьяни ни с кем не спутал? Вдруг это действительно парочка была… ну, то есть парень и девушка?

Когда Денис хочет ответить, что даже слепым на оба глаза узнал бы их, Толик подает голос:

– Если бы он их спутал, Кирилл не позвал бы их на баржу.

– Это, конечно, все любопытно. – По расширенным глазам Славы ясно, что «любопытно» – еще слабо сказано. – Но меня вот что еще волнует. – Он поворачивается к Толику лицом. – Почему ты, друг, говоришь так, будто все заранее знал?

– Да, я знал. Ты думаешь, почему Лапыгин так на Мурата взъелся? Травля началась не на пустом месте.

Слава некоторое время не находится с ответом, смотрит на Толика так же страшно, как недавно на Сашу.

– То есть… я правильно понял сейчас?

Неясно толком, что он имеет в виду: то, что догадался, или то, что, догадавшись, возмутился, что узнал все самым последним.

– Не думал, – говорит Толик мрачно, – что Дэн тоже окажется замешан во всем.

Слава цедит сквозь зубы, уже не скрывая злости:

– Ты скажешь, наконец, в чем?

Толика не пугает его тон. Видимо, он решает довести Славу до белого каления, потому что отвечает так:

– Скажу, но сначала… – Он смущенно закусывает щеку, и сразу становится понятно, о чем он сейчас скажет. – Дэн, мы сегодня стучались, помнишь? Я знаю, что Мурата не было на улице, как ты говорил.

* * *

То, что Толик имеет в виду, произошло в доме Мурата около десяти утра. Денис оказался там, когда ребята бесстыже наныли ему несколько часов свободы у Риммы Аркадьевны.

Вчера во тьме автобусной остановки Мурат подавленно признался, что уезжает учиться. Сколько бы после этого он ни умасливал Дениса поцелуями и лаской, обнимать его становилось все больнее, смотреть на его грустное лицо – все невыносимее. Когда их прогулка подошла к концу, Дениса сковала такая беспомощная тоска, оттого что этот вечер был для них последним и их скорая разлука уже не скорая, а она вот – сейчас, что он, без шуток, выпал из мира и на крепкие объятья Мурата ответил не сразу. Тот прошептал в ухо, что перед тем, как за ним приедет отцовская машина, он выдавит из плотного утра кроху времени только для них двоих: «А может, и две крохи. Только приходи».

Так что прощальная суматоха ребят нисколько не удивила, только сильнее вогнала в уныние. Толик принес бражку, Слава – мамин рыбный пирог, Денис – гитару. Мурат рассадил всех на кухне, где Толик неожиданно объявил о своем намерении напиться (в тот момент никому в голову не пришло, что пил он для собственной храбрости). Слава любезно объяснил, что Толик зожник, пьет редко, но метко, а захмелев, не дружит с лестницами.

– Нет, почему же? Я дружу. Это они – не особо.

Мурат шутливо интересуется:

– Должно быть, перед сегодняшними проводинами ты от души запасся своими смузи?

Денис зацепился за слово «проводины» и уже настроился расклеиться, как Слава деловито добавил:

– Кишки после похмелья – дело серьезное. Тут без смузи совершенно точно не обойтись.

Новых песен они со всеми последними событиями разучить не успели, поэтому обошлись старыми, теми, что играли на костре. В отличии от того раза, смешных историй никто не рассказывал; и, вопреки ожиданию, никто не грустил, напротив, ребята активно расспрашивали Мурата, куда тот едет, куда хочет поступить и планирует ли возвращаться. Денис с неприятным удивлением понял, что из-за отъезда грустит только он один.

– Если так получится, – произнес Слава, – что твой папаня отправит тебя на родину мачехи, хотя бы фоточки отправь. Купи там какие-нибудь бесполезные побрякушки в подарок, как вернешься.

Мурат отпил браги из кружки и ответил, что насчет Варшавы отец даже не намекал.

Толик нашел в интернете несколько статей о достопримечательностях. Слава через плечо заинтересованно смотрел в экран его телефона. В этот момент Мурат виновато сказал, что выйдет на крыльцо покурить, но перед тем, как встать из-за стола, он тихонько задел ступню Дениса своей ступней. Это незаметное касание весьма однозначно расшифровывалось. Денис выждал некоторое время, затем вышел следом, соврав, что хочет отлить.

Когда он прошел мимо двери в ванную, намереваясь выйти на улицу, сильная рука Мурата возникла сбоку и втащила внутрь. Дверь закрылась на защелку, и Денис решил не тянуть время. Он обнял Котова за шею, принялся тянуть на себя, пока не врезался спиной в край раковины.

– Послушай, я тут… – Мурат умолк, когда его губы смяли с тем же голодом, что и вчера под окнами Царевых, быстро, неаккуратно, со страхом, что их обнаружат.

Денис зарывался пальцами в его волосы, пахнущие жасмином, то и дело их сжимал, когда нужно было, сам поворачивал голову Мурата в сторону и все целовал, целовал без остановки, одинаково распаленный и расстроенный. Но, когда Мурат застонал в негромком протесте, ему пришлось сбавить ход.

– Пожалуйста, дай мне сказать.

Денис, устыдившись себя, прекратил прижиматься так тесно. От густо-красных щек Мурата и его замечательных черных глаз, что смотрели куда угодно, но не в упор, все внутри трепетало и пело.

– У тебя ведь телефон теперь нерабочий, да?

Денис угукает.

– Я тут подумал, что… в общем, вот.

Он