Я барабаню пальцами по бедру. Постепенно мои слова доходят до него, и он едва заметно кивает. Соглашаюсь. Я ощущаю жалость, но борюсь с ней отчаянно.

– И помолвка состоялась только два месяца назад. События развиваются быстро – в любом случае быстрее, чем с Эванжелиной.

– Так бывает, когда на грани балансирует целая армия, – резко отвечает Мэйвен. – Озерные вовсе не отличаются терпением.

Я усмехаюсь.

– А Дом Самоса такой покладистый?

Уголок его рта приподнимается в кривой улыбке. Мэйвен поигрывает огненным браслетом, медленно поворачивая серебряную полоску на тонком запястье.

– У них свои интересы.

– Я думала, Эванжелина уже превратила тебя в подушечку для булавок.

Его улыбка делается шире.

– Если она убьет меня, то потеряет все шансы, какие, по ее мнению, у нее еще остались, пускай они и невелики. Кроме того, отец ей не позволит. Дом Самоса не утратит своего огромного влияния, даже если она не станет королевой. Но какая королева получилась бы из Эванжелины…

– Могу себе представить.

От этой мысли меня охватывает дрожь. Короны из игл, кинжалов и бритв, Ларенция в сверкающих змеях и Воло, управляющий Мэйвеном, как марионеткой.

– А я не могу, – признается он. – До сих пор я вижу ее только женой Кэла.

– Тебе не обязательно было выбирать Эванжелину, после того как ты подставил брата…

– Ну, я в принципе не мог выбрать человека, которого хотел, правда? – огрызается он.

Вместо жара я чувствую, как воздух вокруг холодеет. Настолько, что моя кожа покрывается мурашками. Мэйвен смотрит на меня глазами, полными яростного синего огня. Когда воздух остывает, пар рассеивается; исчезает последняя преграда между нами.

Дрожа, я отхожу к ближайшему окну и поворачиваюсь к Мэйвену спиной. Снаружи на легком ветерке трепещут магнолии, их белые, кремовые, розовые цветы освещены солнцем. Такая простая красота кажется неуместной здесь, среди зараженной крови, честолюбия и предательства.

– Ты послал меня умирать на арену, – медленно говорю я. Как будто мы могли об этом забыть. – Я живу в твоем дворце, скованная, день и ночь под стражей. Ты позволяешь мне гаснуть, болеть…

– Думаешь, мне нравится видеть тебя такой? – бормочет Мэйвен. – Думаешь, приятно держать тебя в плену?

Его дыхание вдруг осекается.

– Но это единственный способ сделать так, чтобы ты осталась со мной.

Вода плещется, когда он двигает руками.

Я сосредотачиваюсь на этом звуке, а не на голосе Мэйвена. Пусть даже я знаю, что он делает, пусть даже чувствую, что его хватка усиливается… я не могу ему помешать. Было бы слишком просто расслабиться и утонуть. Отчасти мне этого хочется.

Я не свожу глаз с окна. В кои-то веки я рада чересчур знакомой тупой боли, которую причиняют Молчаливые камни. Это – явное напоминание о том, кто такой Мэйвен и что значит его любовь.

– Ты хотел убить всех, кто мне дорог. Ты убивал детей.

Окровавленный младенец с запиской в кулачке. Я помню крошечный трупик так ясно, словно вижу его в кошмаре. И я не пытаюсь прогнать это зрелище. Нельзя. Я не должна забывать, кто такой Мэйвен.

– Из-за тебя погиб мой брат.

Я разворачиваюсь к нему и издаю хриплый мстительный смех. Гнев прочищает мысли.

Мэйвен резко садится. Его обнаженный торс почти так же бел, как мыльная вода в ванне.

– А ты убила мою мать. Забрала моего брата. Забрала отца. Как только ты родилась на свет, колеса пришли в движение. Моя мать заглянула тебе в голову и увидела… возможность. Шанс, о котором она мечтала всю жизнь. Если бы ты не… если бы ты никогда… – Мэйвен запинается: слова вылетают быстрее, чем он успевает их остановить. Затем он стискивает зубы, подавив нечто еще более страшное. Я вновь ощущаю гнет тишины. – Я не желаю знать, что тогда было бы.

– А я знаю, – рычу я. – Я бы лежала в окопе, превращенная в пепел, или разорванная на куски, или ставшая полутрупом. Я знаю, что случилось бы, потому что так живут миллионы. Мой отец, мои братья… слишком многие.

– Теперь, когда ты столько всего узнала… неужели ты бы захотела вернуться? Ты бы выбрала прежнюю жизнь? Призыв, ваш грязный городок, свою семью, того мальчишку с реки?

Многие умерли из-за меня. Из-за того, кто я такая. Будь я просто Красной, просто Мэрой Бэрроу, они были бы живы. Шейд бы не погиб. Мои мысли цепляются за него. Я бы отдала многое, чтобы вернуть брата. Я бы тысячу раз пожертвовала собой. Но есть и другие новокровки, найденные и спасенные. Удачные восстания. Оконченная война. Серебряные рвут друг друга. Красные объединяются. Я приложила руку ко всему этому, хотя бы отчасти. Было много ошибок. Моих ошибок. Их невозможно сосчитать. Я безмерно далека от совершенства, да и хотя бы от того, чтобы называться приличным человеком. И мне не дает покоя главный вопрос. «Отказалась бы ты от своей способности, от власти, чтобы вернуться к прежней жизни?» Ведь Мэйвен имеет в виду именно это.

Не нужно долго думать, чтобы дать ответ.

– Нет, – шепотом отвечаю я.

Я не помню, когда успела подойти к нему так близко, но моя рука теперь держится за край фарфоровой ванны.

– Нет, не согласилась бы.

Это признание жжет больнее огня, оно пожирает меня изнутри. Я ненавижу Мэйвена за то, какие чувства он во мне пробуждает, за то, что он заставляет меня понять. Интересно, способна ли я двигаться достаточно быстро, чтобы справиться с ним? Сжать кулак, ударить его в челюсть твердым краем наручников. Смогут ли целители вырастить новые зубы? Но нет смысла пытаться. Я всё равно не узнаю результата, потому что не выживу.

Мэйвен гневно смотрит на меня

– Кто знает, что такое жить в темноте, заплатит любую цену, лишь бы остаться на свету.

– Не делай вид, что мы с тобой одинаковы.

– Одинаковы? Нет. – Он качает головой. – Но, возможно… мы в равном положении.

– Равном?

И мне снова хочется разорвать его на части. Ногтями и зубами впиться в горло. Этот намек меня ранит. Почти так же, как осознание того, что Мэйвен, возможно, прав.

– Я часто спрашивал Джона, видит ли он будущее, которого больше нет. Он говорил, что пути судеб постоянно меняются. Незамысловатая ложь. Она позволяла ему вертеть мной так, как не удавалось даже Самсону. Но когда Джон привел меня к тебе… что ж, я не стал спорить. Откуда мне было знать, какой отравой ты окажешься?

– Если я отрава, положи этому конец. Перестань мучить нас обоих!

– Ты знаешь, что я не могу. Как бы мне ни хотелось.

Его ресницы трепещут, взгляд устремляется далеко. Туда, куда я не дотянусь.

– Ты похожа на Томаса. Единственный человек, к которому я не равнодушен, единственный человек, который напоминает мне, что я живой. Не пустой. И не один.