Подскакивает даже Соголон. Женщины выжидательно молчат.

– Ну пожалуйста, ваше высочество. Просим вас…

Крики, суматоха, железный шелест вынимаемых из ножен мечей, а затем посвист стрел и падающие навзничь тела. Двое телохранителей выхватить мечи даже не успевают: в их лица впивается столько стрел, что лиц за ними и не видно. Фрейлины кричат, а затем все валятся на пол. Сестра Короля напряженно застыла. Она пытается держаться прямо, но колени под ней подгибаются, и она хватается за лошадь, чтобы не упасть.

– Ты убил их!

– Каждая женщина будет отнесена в свою постель и поутру проснется, – говорит Аеси.

– Все боялись колдовства, когда страшиться нужно было тебя.

– Эти люди возвратят вас в ваши покои. Препроводить ее высочество к месту, – распоряжается он.

Сверху видно, как плечи Сестры Короля с тяжелым вздохом никнут. Солдаты встают на караул, и ни один из них не шевелится, пока не уходит она. Красный плащ Аеси так же широк, как и у Сестры Короля, и так же струится. «Почему никто не воспламеняется от его жары?» – задумывается Соголон, но тут он поднимает взгляд, и она быстро улепетывает из его поля зрения.

На второе утро это уже единственное, о чем шепчутся при дворе, когда боятся подслушивания, и подшучивают, когда не боятся. Конюхи рассказывают о том, что слышно на улицах. Один даже приносит песенку о том, как много мужчин попадается в ловушку королевской ку, но, завидев поблизости Соголон, которая чистит скребницей лошадь, осекается; вместе с ним умолкают и остальные. Но настрой постепенно берет свое.

– Что-то принц-консорт не кажет своего лица, – осторожно пробрасывает один из работников.

– Вышел лицом, да не вырос концом. Ты бы свою рожу шибко казал?

– В смысле?

– В смысле, кабы были мысли. Ты хоть головой-то думай, дурашка.

– Поясни ему, брат.

– Да что тут пояснять. Может, Сестра Короля родилась блядью, а может, блядью сделалась. Или тот принц вовсе и не принц в королевской своей постели.

– Видать, принцево копьецо даже не кинжал. Да что там кинжал – даже и не щепочка.

– А вот я другое слыхал. Кинжал-то, дескать, хорош, да только вонзается без толку.

– Вот и я про то. Кабаний удар им нанести можно, да только в том кабане вместо семени одни ссаки.

В ответ скабрезный смех.

– Или, может, Сестра Короля бесплодна?

– Дурак ты. Тогда бы он перетрахивал всю казарму, а не она. У этого принца, между прочим, тьма наложниц, но ни одного сына. Ни одного! Даже дочки нет.

– А вы слыхали, что вчера забрали генерала Асафу?

– Ух ты! И зачем? Он же сейчас вроде на Кровавом Болоте? Отсюда дотуда без малого две луны добираться.

– Но не зря же у него прозвище «генерал Третья Нога»? Так что нет дыма без огня.

– И что, та нога дотягивается до самого севера, чтоб по принцессиному задку поелозить?

– Так говорят в Баганде. Что, мол, арестован на Кровавом Болоте.

– Это куда ж катится мир? Мужика загребают единственно за длину его хера! Куда ж мы все катимся.

На третье утро приходят за ней. Ее не хватают и даже не кличут по имени, а просто подходят к подножию лестницы и ждут. Это пугает еще больше. Одеться Соголон не успевает и поэтому заворачивается в одеяло; спускаясь, она чуть не наворачивается с лестницы. Стражники в красных доспехах. Утро холодное, и у Соголон стучат зубы. Она думает о женщинах, у которых есть всякая разная одежда на разные нужды, если куда позовут; вниз на одеяло она предпочитает не смотреть. От беспокойства язык во рту коснеет, а стук зубов всё громче. «Наверное, потому, что утро холодное. Не иначе как из-за холода. Вины-то на мне никакой», – внушает она себе.

– А где же львы? – спрашивает она, но ответа не получает. Оно и к лучшему: по нынешним временам он может ей не понравиться. Стражников четверо, двое спереди и двое сзади. Соголон старается держаться с ними вровень, но ей то и дело приходится переходить с шага на рысцу. В основном ей видны только непроницаемые спины охранников впереди, но иногда она успевает заметить, что с боков за ней наблюдает кое-кто из придворных. Некоторые ей внешне знакомы. Одни смотрят равнодушно, другие сверлят глазами, некоторые их прячут. Эти взгляды вызывают в ней неловкость и чувство непонятной вины, которую от нее почему-то скрывают. Иные из женщин помнятся ей по тронному залу принцессы, Сестры Короля – или как ее там теперь именуют.

Молва разносится голосами, голубями и воронами, но не барабанами, ибо последние придают вестям официальное звучание. Также ходит слух, что процесс будет проходить в форме дознания, а не суда. Так решил Совет старейшин. Воитель Олу – первое имя, упоминаемое в привязке к Сестре Короля, но его здесь называют жертвой, а не преступником, поскольку Эмини якобы пользовалась ущербностью его памяти. «И его любовью к шлюхам», – добавляет один женский голос. Слухи рождают новости, а новости порождают слухи. «Как можно вести речь о какой-либо войне, если Король казнит каждый жезл, который в ней побывал?» Ведь это может задевать всех самых могущественных воинов королевства: начальника Зеленого воинства, трех воинов Красного, двух берсерков, которые не носят одежд, поэтому всему Фасиси ясно, отчего выбор Сестры Короля пал именно на них. Кое-кто усматривает даже прозорливость в сношениях с воином, а не принцем, но не с вождем из Пурпурного Города и не с двумя вельможами королевской палаты, из которых один знался с Королем в детстве, – не говоря уж о помощнике жреца фетишей или ученике гриота. «Тот, видно, наяривал ее под стихи и песни», – скабрезничает еще один голос, который ветер задувает в самые уши. Даже Олу здесь известен как Месарь Борну. Но никто не знает, в чем именно обвиняют Эмини, поскольку это дознание, а не суд.

Вот какие чары исходят, казалось бы, от ку. Многим женщинам и нескольким мужчинам уже мерещится топор палача за ворожбу на Предка Кагара и других особ. Многие мужья отрекаются от жен, жены от любовников, матери от дочерей, а сангомины гребут всех, кого посчитают рожденными от ведьм или связанных с ними. Страх заражает простонародье. Страх заражает двор. И никто так и не может найти воителя Олу.

Стражники подводят ее к арке перед замком Кваша Моки. Он выше любого другого строения; выше, чем даже казалось со стороны, – наверное больше, чем десять и еще пять мужчин на плечах друг у друга. Через арку дорога ведет непосредственно