Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ее словах столько боли и сожаления, что просто сердце разрывается. Я знаю, каково это: быть ложно обвиненным. Каким бессильным и беспомощным себя чувствуешь. Особенно когда ты за решеткой и не можешь себя защитить – только надеяться, что у других хватит сил бороться за тебя. И если есть хоть малейший шанс, что Тревор невиновен, я должна попытаться. Если не я, то кто? Если его осудят и, не дай бог, приговорят к смертной казни за преступление, которого он не совершал, никогда себе не прощу.
– Не могу обещать, что сумею помочь вашему внуку…
Ее глаза благодарно сияют, когда она тянется через стол и накрывает мою руку своей:
– Спасибо.
* * *
Моя первая остановка – полицейский участок Гардении. В отличие от моих прошлых визитов, сейчас здесь кипит жизнь. На парковке – несколько репортерских фургонов, крыльцо со всех сторон окружили камеры, на само́м крыльце охранник устанавливает трибуну. Здесь явно готовится пресс-конференция, чтобы шеф Паркс мог разливаться соловьем о раскрытии дела.
Захожу в участок. Секретарша отвечает на вопросы нетерпеливых журналистов, одновременно жонглируя без умолку звонящим телефоном. Я обхожу ее стороной и иду к двери, ведущей в коридор с кабинетами. К сожалению, секретарша меня замечает:
– Миз Проктор, чем могу помочь?
– Шеф Паркс просил меня зайти. Я знаю дорогу.
Формально я не вру. Он действительно просил, чтобы я пришла дать показания сегодня утром.
– Если позволите, я предупрежу его, что вы здесь…
Я машу ей рукой и улыбаюсь, но не останавливаюсь:
– Не стоит, я сама.
– Миз Проктор…
Я уже держусь за дверную ручку, надеясь, что строгое южное воспитание секретарши не позволит ей устроить скандал, особенно перед толпой репортеров. И прежде чем она успевает что-нибудь добавить, прохожу в дверь и направляюсь прямо в кабинет шефа Паркса в конце широкого коридора с деревянными панелями, даже не удосужившись постучаться.
Должно быть, секретарша все-таки успела предупредить Паркса: он уже поднялся с места, когда я открываю дверь кабинета. Шеф широко улыбается – можно подумать, искренне, если бы не ледяной блеск в глазах.
– Доброе утро, миз Проктор. Я вас не ждал.
– Вы арестовали Тревора Мартиндейла за убийство Джульетты.
Он кивает, его улыбка делается еще шире.
– Так и есть. Вы пришли за своими лаврами?
Похоже, шеф полиции весьма доволен собой.
– Вы уверены, что это Тревор?
– У нас его признание.
– Я читала. Оно очень… откровенное.
– Да, ужасное преступление. Рассматривается вопрос о смертной казни.
Я ошеломлена:
– Он же еще ребенок!
Паркс разводит руками:
– Дело громкое. И такая трагедия…
На самом деле Парксу плевать на трагедию. Его интересует самореклама.
– По-моему, пока расследование не закончено, рановато спешить с выводами. Вы хотя бы поискали каких-нибудь свидетелей, которые могут опровергнуть причастность Тревора к преступлению? Проверили его алиби в день исчезновения Джульетты?
Шеф со вздохом откидывается на спинку кресла:
– Чего вы хотите, миз Проктор? Ведь Ларсоны наняли вас узнать, что случилось с их дочерью? Что ж, теперь мы это знаем – с вашей помощью. Дело закрыто. Вы хотите публичности? Ладно, я приглашу вас на пресс-конференцию.
Я едва не содрогаюсь при мысли предстать вместе с Парксом перед столькими телекамерами. Меньше всего мне нужно растрезвонить, где я сейчас нахожусь.
– Я хочу знать правду, – отвечаю ему.
Паркс закатывает глаза:
– Да вы просто какая-то наивная идеалистка, хотя уже имели дело с системой правосудия.
Я опираюсь рукой о стол:
– Вот поэтому я не уверена в виновности Тревора. Меня саму ложно обвиняли. И я знаю, что бывает, когда вся система против тебя.
Взгляд Паркса становится холодным и жестким, в голосе появляются резкие нотки:
– Парень признался. Дело закрыто.
– Я хочу поговорить со свидетелями – Уиллой и Мэнди.
Шеф полиции багровеет от гнева:
– Ни в коем случае.
Я выпрямляюсь:
– Боитесь, что-нибудь найду и ваши железные улики развалятся на куски?
Он встает и упирается кулаками в стол, подавшись вперед.
– Вы вернетесь к себе в мотель и будете ждать до завтрашнего утра, пока не понадобитесь на слушании. После этого вам здесь больше нечего делать. И уж поверьте моему слову: если вы и дальше будете лезть в это дело, я прикажу вас арестовать. Вам ясно?
Дальше общаться нет смысла – только впустую тратить время на разговоры. Сейчас мне не до этого: нужно продолжить расследование. Я улыбаюсь шефу Парксу самой милой и обезоруживающей улыбкой.
– Абсолютно.
Поворачиваюсь, выхожу из кабинета и, не обращая внимания на толпу репортеров на улице, иду прямо к машине. Не проходит и пяти минут, как я подъезжаю к дому Уиллы Девлин. Никогда не любила, когда мне указывают, что можно делать, а что нет.
26
Ланни
Мне и раньше приходилось сидеть взаперти в доме Кец и Хави. Это полный отстой. Тут нечем заняться, вай-фай дерьмовый, и похоже, я проторчу здесь весь день. Остается только сидеть, скучая по Рейну. Хочется написать студентке Хизер, у которой я гостила, и спросить, как дела, но боюсь показаться странной и навязчивой. Мы ведь не подруги. Да, мы провели вместе много времени, болтали полночи и, кажется, поладили. Но наверняка я для нее просто еще одна потенциальная студентка, которую она может больше никогда не увидеть.
Падаю на диван и свешиваю руку, кладя на голову Бута. Тот толкает меня, требуя почесать его, и я нерешительно провожу пальцами у него за ушами. Проверяю время на телефоне и издаю стон. Кец или Хави вернутся с работы только через несколько часов, а когда приедет Сэм – вообще неизвестно. Он уже написал, что ему придется съездить в участок дать показания и это может занять несколько часов.
Открываю галерею и начинаю пролистывать сделанные в последние дни фотки. Их не меньше десятка. Половина – селфи из кампуса со мной, Хизер и ее подругами.
Вот мы во дворе бросаем фрисби. Вот мы в столовой с тремя тарелками хлопьев. Вот вместе сидим на лекции в большой аудитории. Вот танцуем на студенческой вечеринке.
И везде я выгляжу такой… нормальной. В смысле, я – по-прежнему я и выделяюсь своими розово‐фиолетовыми волосами, мешковатыми брюками и подведенными черным глазами. Я во многом противоположность Хизер, которая та еще модница и не может жить без марок «Джей Крю» и «Ральф Лорен». Но все равно на этих фотках я выгляжу как обычный человек – в том смысле, что могу быть кем угодно. Ничего не выдает во мне дочь Мэлвина Ройяла.
Для Хизер и ее подруг я