Трипп тоже здесь учится. Билли спрашивает, сколько ему лет (думая при этом, что вряд ли она знает), но – хвала «Фейсбуку»! – она знает. Триппу Доновану двадцать четыре.

– Староват для студента.

– Вроде бы диплом он уже получил, сейчас учится в аспирантуре.

В аспирантуре, ну-ну, думает Билли.

Конечно, перед танцами в «Ведре» Трипп предложил Элис заглянуть к нему на квартиру и чего-нибудь выпить. Конечно, она согласилась. Вышеупомянутая квартира находилась в одной из многоэтажек района Шервуд-Хайтс рядом с федеральной автомагистралью. Элис поехала туда на автобусе, потому что машины у нее нет. Трипп, как истинный джентльмен, встречал подругу на улице. Он поцеловал ее в щеку, они вошли в лифт и поднялись на третий этаж. Квартира была большая. Снимать такую Трипп мог только в складчину. Его соседей звали Хэнк и Джек. Фамилий Элис не знает. Они показались ей хорошими парнями – встретили, поздоровались, потом ушли в одну из комнат смотреть какой-то спорт по телевизору. Или играть на приставке, она точно не знает.

– На этом месте память начинает тебя подводить?

– Нет. Они ушли к себе и закрыли дверь. – Элис вытирает щеки и лоб влажной салфеткой.

Трипп предложил ей пива. Элис сказала, что не очень любит пиво, но из вежливости согласилась на бутылочку. «Хайнекен» зашел не очень хорошо, пила она медленно. Трипп это увидел и предложил джин-тоник. Дверь в комнату Джека открылась, телевизор затих, и Джек спросил: «Я не ослышался – кто-то сказал «джин-тоник»?»

В общем, все сделали себе по джин-тонику, и вот тут перед глазами Элис все поплыло. Она решила, это с непривычки. Трипп предложил выпить еще: мол, если с первой опьянел, после второй протрезвеешь. Это известный факт. Кто-то из соседей включил музыку, а потом Элис вроде бы танцевала с Триппом в гостиной – и больше она ничего не помнит.

Она кладет себе на лицо салфетку и опять дышит сквозь нее. Бюстгальтер так и валяется под столом, точно мертвый зверек.

– Теперь твоя очередь, – говорит она.

Билли рассказывает, что видел и делал – начиная с визга тормозов и шин под его окнами и заканчивая тем, как уложил ее в кровать. Элис обдумывает его слова, потом говорит:

– У Триппа нет фургона. У него «мустанг». Он заезжал за мной на «мустанге», когда мы ходили в кино.

Билли сразу вспоминает Кена Хоффа. У того тоже был «мустанг». И он в нем умер.

– Хорошая тачка, – замечает он. – Твоя соседка, наверное, обзавидовалась?

– У меня нет соседки. Я снимаю совсем крошечную квартирку. – Только эти слова слетают с ее губ, как глаза испуганно распахиваются: зря ты сказала, что живешь одна! Билли мог бы напомнить ей, что Трипп Донован тоже был в курсе, но лучше не надо. Элис вновь кладет салфетку себе на лицо и тяжело дышит, только на сей раз фокус не срабатывает.

– Ну-ка дай, – говорит Билли и мочит салфетку под краном в кухне, краем глаза приглядывая за Элис. Впрочем, вряд ли она выбежит на улицу в одной футболке. Он возвращается за стол. – Попробуй снова. Дыши медленно и глубоко. – Когда ее дыхание восстанавливается, он говорит: – Идем со мной. Хочу тебе кое-что показать.

Он выводит ее из квартиры на лестницу, потом в коридор. Показывает засохшие рвотные массы на стене:

– Видишь? Тебя вырвало, когда я занес тебя в дом.

– А трусы чьи? Твои?

– Да. Я вообще-то спать собирался. Трусы с меня сползли, пока я пытался не дать тебе захлебнуться собственной блевотой. Со стороны, наверное, смешно выглядело.

Она не улыбается, только повторяет, что у Триппа нет фургона.

– Он мог принадлежать одному из соседей.

По ее щекам начинают катиться слезы.

– О боже. Боже! Нельзя, чтобы моя мать узнала. Она всегда была против моего отъезда.

Это Билли и сам уже понял.

– Ладно, идем обратно. Приготовлю тебе нормальный завтрак. Яичницу с беконом.

– Без бекона, – морщится Элис. Но от яиц не отказывается.

Он готовит ей яичницу-болтунью, кладет сбоку два тоста, ставит тарелку на стол и уходит в спальню. Закрывает дверь. Сбежит так сбежит. Фатализму его научила операция «Ярость призрака», когда они улицу за улицей и квартал за кварталом зачищали город от повстанцев. Перед тем как вломиться в дом, Билли всегда проверял, на месте ли пинетка. Чем больше дней проходило без ранений, чем чаще он выходил из очередного зачищенного дома живым, тем выше была вероятность, что в следующем пуля его настигнет. Нельзя бесконечно выбрасывать семерки или нужное количество очков[36] – рано или поздно удача от тебя отвернется. Фатализм стал их лучшим другом. Да похер, говорили они. Будь что будет, погнали! Повоюем! Вот и сейчас то же самое: да похер.

Он надевает светлый парик, усы и очки. Садится на кровать и заглядывает в телефон. Узнав нужное, идет в ванную и припудривает живот детской присыпкой – она, как выяснилось, здорово спасает от раздражения. Потом берет бутафорский живот и несет его в кухню.

Элис, не донеся вилку до рта, широко распахивает глаза. Билли прижимает пенополистироловую штуковину к своему животу и оборачивается.

– Поможешь затянуть пояс? Самому жуть как неудобно!

Он ждет. Многое зависит от того, что случится дальше. Она может отказаться. Может даже пырнуть его ножом для масла, который он сам ей дал. Оружие, прямо скажем, не смертоносное – куда более серьезное ранение она могла бы нанести ему ножом для чистки овощей, пока он спал, но все-таки и столовым ножом можно добавить человеку неприятностей, особенно если приложить силу и бить в правильное место.

Элис не пытается его ударить. Она затягивает ему пояс, причем гораздо лучше, чем он сделал бы это сам, перекрутив живот назад, а пластмассовую пряжку – вперед.

– Когда ты понял, что я в курсе? – тихо спрашивает она.

– Когда ты рассказывала мне свою историю. Я прямо увидел, как у тебя в голове что-то щелкнуло, и сразу началась паническая атака.

– Ты тот, кто убил…

– Да.

– А здесь ты… ну, затаился? Скрываешься от полиции?

– Да.

– Усы и парик – для маскировки?

– Да. И накладное брюхо тоже.

Она открывает рот, потом закрывает. Похоже, вопросы у нее закончились, но она больше не задыхается – Билли надеется, что это тоже шаг в правильном направлении. А потом думает: кого я обманываю? Нет тут никаких правильных направлений.

– Ты заглядывала – туда?.. – Он указывает ей на колени.

– Да. – Тихим голосом. – Перед тем как вышла осмотреться. Там кровь. И все болит. Я поняла, что ты… или кто-то…