для меня психолога из Главного центра, так как мое тело идет на поправку, а вот мое душевное состояние вызывает у него опасения. Мне было полностью безразлично, будет ли со мной работать психолог, или черт лысый, потому что я не уверена в том, как он может мне помочь. Это сидит внутри моей головы, и никакие разговоры не в состоянии исправить того, что уже произошло.

Мою ногу сняли с растяжки и теперь я могла осторожно вставать, чтобы самостоятельно добраться до туалета или душевой. Первые капли воды, которые попали на мою кожу, ощущались как нечто чужеродное. Я долгое время сидела на полу, подтянув ноги к груди, пока вода стекала мне на макушку. Но сколько бы часов я не проводила в душе, я не могла избавиться от ощущения грязи на своей коже, от чужих прикосновений, разрывающих мое тело на части, от зловония и терпкого запаха крови. Я стирала кожу до крови жесткой мочалкой, но каждый чертов раз выходила из душа с чувством брезгливости.

Стук в дверь палаты вынудил меня поднять голову от книги, которую я уже несколько часов держала на коленях, но не прочитала ни строчки.

— Здравствуй, Элиза, — молодая девушка приветливо улыбалась, — меня зовут Кэтрин. Ты позволишь мне присесть?

Она была очень красивой. Теплые карие глаза излучали доброту и сочувствие, длинные каштановые волосы вились крупными локонами до самой талии. Я кивнула головой, и она уверенно прошла в палату, закрыв за собой дверь.

— Вы доктор? — спросила я немного враждебно.

— Да, — кивнула она, — я психолог. Доктор Карсон позвал меня, чтобы я могла помочь тебе.

— Помочь мне? — невесело усмехнулась я, откидывая книгу на колени, — с чем вы мне поможете?

— Я могу помочь тебе вернуться к твоей прежней жизни, если ты позволишь мне.

— А если не позволю? — грубо перебила я, сама не понимая своей реакции. Ее легкость заставляла меня нервничать. Она думает, что можно изменить разум просто по щелчку пальцев или что, блять?

— Тогда ты застрянешь в своей голове, прокручивая случившее снова и снова. В конце концов это тебя погубит, Элиза, — ответила она ровным голосом.

— Я не знаю, как вы мне поможете. Это сидит у меня в голове, и я никак не могу заставить себя забыть об этом.

— Ты не забудешь, Элиза, — покачала она головой, — такое нельзя просто выкинуть из головы, как пригоревший ужин. Ты должна научиться жить с этим. Твои воспоминания не должны определять твою будущую жизнь. Ты сама хозяйка своей жизни, поэтому только тебе решать, будешь ли ты двигаться вперед или застрянешь в этом круговороте жалости и злости.

Я почувствовала, как мои глаза снова наполняются слезами.

— Я пытаюсь, я очень пытаюсь выкинуть это их головы и двигаться дальше, но я не могу, — я тихонько заплакала, прикрыв руками лицо.

— Поэтому я здесь, — мягким голосом заверила меня Кэтрин, — вместе мы сможем справиться со всеми твоими воспоминаниями.

Я шмыгнула носом и закивала головой.

— Что мне надо делать?

— Мы просто будем разговаривать. Если я посчитаю нужным назначить тебе дополнительное лечение, я его назначаю. Ты должна понимать, что на тебя никто не будет давить. Иногда я могу подтолкнуть тебя выйти за рамки, если посчитаю нужным. Но в основном, мы будем говорить.

— Говорить, — повторила я эхом, — хорошо, с этим я могу справиться.

— Вот и замечательно, — улыбнулась она и раскрыла свой блокнот.

Я всегда говорила о том, что разговоры по душам слишком переоценивают. После завершения часового сеанса мне казалось, что мой разум вывернули на изнанку. Мой лоб покрывала испарина, а над верхней губой выступили капельки пота. Я тяжело дышала, словно пробежала марафон по пустыне, и нервно теребила край своего покрывала, пытаясь просто чем-то занять дрожащие руки. Держать все это в своей голове было страшно, но куда страшнее оказалось проговаривать мысли вслух. Кэтрин ловко ухватилась за ниточку, распутывая тяжелый клубок, который поселился в моей грудной клетке. Тяжесть все еще давила на мои плечи, и мои страхи никуда не исчезли, но это первый шаг к тому, чтобы вернуться к жизни.

Мелинда отцепила капельницу от моей вены и выкатила стойку в коридор, оставив дверь открытой. Я встала на дрожащие ноги и ухватилась рукой за спинку кровати. Моя больничная рубашка спускалась почти до колен, частично прикрывая перебинтованную ногу. Я закрыла глаза и немного постояла, прогоняя головокружение, которое накатывало каждый раз, стоило мне подняться на ноги. Открыв глаза, я уставилась на Пола, который замер в коридоре и теперь рассматривал мое тело темными глазами. Его рот был сжат в суровую линию, а вокруг глаз собрались напряженные морщинки, пока он крепко сжимал руки в кулаки. Я застыла, как олень в свете фонаря, и, кажется, напрочь забыла, как дышать. Его лицо было красивым до боли, и где-то в груди я почувствовала острый укол от того, что теперь окончательно утратила шансы на то, что мы когда-то можем быть вместе.

Я не решалась что-то произнести, а он просто молча смотрел на мое лицо, пока кто-то в коридоре не окликнул его по имени. Я дернулась в сторону и медленно побрела в сторону душевой, разрывая зрительный контакт. По моим щекам стекали горячие злые слезы, и я даже не пыталась их стереть. Скинув рубашку на пол, я зашла в душ и включила горячую воду, яростно оттирая кожу мочалкой. Несмотря ни на что, я все еще хотела видеть себя рядом с Полом. Но он никогда не захочет видеть меня рядом с собой. В этом мире полно идеальных людей, таких, как Кэтрин, так зачем ему тратить свое время на что-то сломанное?

Швырнув мочалку под ноги, я закрыла лицо руками и разрыдалась от жалости к самой себе. Моя нога яростно пульсировала, пытаясь удержать мое исхудавшее тело, поэтому я прислонилась головой к кафелю, раз за разом царапая его обгрызанными ногтями.

Чем я заслужила все то дерьмо, что происходит в моей жизни?

Мои рыдания нарастали, пока не переросли в самый настоящий вой. Я крепко сжимала кулаки, свернувшись калачиком на холодном кафельном полу, пока вода поливала меня сверху.

Сколько может вытерпеть человек и не сломаться?

Насколько