— Так что же ты сидишь?!

— Потому что бессмысленно куда-то бежать, махаяруками, — сказал Петр. — К тебе можно относиться серьезно, как ковзрослой?

— А ты как думаешь? — огрызнулась она. — Еслименя хотят ухлопать всерьез, как по-твоему, серьезно я хочу это сорвать илинет?

— Пожалуй что, серьезно, — сказал онзадумчиво. — Я, собственно, не о том… Молчать сумеешь?

— А до сих пор я что, по-твоему, делала? —хмыкнула девчонка, взглянув на него, честное слово, с видом извечного женскогопревосходства. — На всех углах о своих догадках болтала?

— Да нет, — признался Петр. — Вот что… У менясложилось впечатление, что квартира, где ты… где тебя снимали на видео — в этомже доме?

— Ага, — сумрачно поддакнула Надя. — Двадцатьчетвертая. Он уж давненько купил…

— Елагин там живет?

— Иногда. А так — никто. Там у них… — она горькопокривила пухлые губки. — Киностудия и все такое прочее. Зачем тебе?

— Затем, что кое-что я уже просчитал и план у меняесть, — сказал Петр раздумчиво. — А эта квартирка, похоже, свою рольв их плане определенно сыграет. Слушай внимательно…

Откинувшись на спинку кресла в роскошном кабинете, он впоследний раз прокрутил все в голове. Как и следовало ожидать, собственный планпри трезвом размышлении смотрелся авантюрой чистейшей воды — да и был таковой.Вот только ничего другого он был решительно не в состоянии предпринять. Ипотом, в истории человечества авантюры неисчислимое число раз проходили,проскакивали, увенчивались успехом. Авантюра — это то, что провалилось, а вотпри успехе — и не авантюра вовсе…

Немного успокоив себя захватанными истинами, встал, вышел изкабинета спокойной деловой походочкой и направился прямиком к Земцову. Каковогои обнаружил за столом — кажется, не в самом худшем расположении духа.

— Ну, как успехи на ниве безопасности? — спросилПетр, усаживаясь. — Не похоже, чтобы вы были особенно удручены…

— То же и о вас можно сказать, — отозвался Земцов.Приходилось рисковать. Если Земцов в игре — моментально стукнет кому следует опросьбе, которая сейчас последует, а там если и не всполошатся, то неладноепочуют обязательно, смекнут что-то, начнут следить, поменяют планы. Однако весьпредшествующий опыт Петра говорил за то, что Андропыч ни о чем не подозревает.В такие игры не следует втягивать хороших профессионалов — они-то как разбыстренько сообразят, что вокруг одного-единственного коня Боливара рано илипоздно начнется суета с пальбой и поножовщиной…

— Не будем тяпуть кота за хвост, Андропыч, —сказал Петр. — Мне кое-что нужно, причем немедленно. Для вас это пустячок.

— А конкретно, Павел Иванович?

— Два микрофона, потайные «липучки», я их видел впрошлый раз в вашем хозяйстве. С соответствующими приемничками. Радиус приема —не менее пятидесяти метров, а лучше — более. Это первое. Второе. — Петрподошел к окну и указал на противоположную сторону улицы. — Максимум черезчетверть часа во дворе вон того дома должна стоять машина, не обязательнороскошная, лучше даже, если это будет обычная «Жига», но надежная. Ключи — мне.Выполнить и забыть.

— С первым — проще… — задумчиво сказал Земцов. — Авот второе… Нет, несложнее… Но вы ведь, насколько я ухватываю, сами намереныэтой машиной воспользоваться?

— Угадали.

— Интересно, как вы незамеченным покинете здание?

— Придумаю что-нибудь, — сказал Петр. Земцоввскинул на него глаза, кисло усмехнулся:

— Значит, все-таки это были не байки? О вашем личномподземном ходе?

— Андропыч… — поморщился Петр. — Вы жепрофессионал. Есть вещи, о которых должен знать один. Не более того.

— Это опасно.

— Почему? Никто и предполагать не может. Разве что вашкабинет набит «клопами».

— Ничего подобного.

— Вот видите, — сказал Петр. — Это непросьба. Это прямой приказ. Который, как известно, не обсуждается. Что допокушений — вы мне поверите, если я скажу, что уверен на сто двадцатьпроцентов: больше этого не повторится?

— Знаете, Павел Иванович, есть два видауверенности, — сказал Земцов дипломатично. — Когда мы в чем-то святоуверены и когда наша уверенность и есть истина.

— Имеет место быть как раз второе. Земцов недоверчивоспросил:

— Значит, все же развели?

— Развел. Раз и навсегда. Извините, что я вас невмешивал, но, как показало последующее, именно эта тактика себя и оправдала.

— Павел Иванович, я иногда ломаю голову, отчего ненаписать в конце концов прошение об отставке…

Действуя сугубо по наитию, Петр сказал:

— Андропыч, а разве я вас никогда не предупреждал, чтоиные вопросы буду решать исключительно своими силами? В самом деле, непредупреждал? Точно?

— Предупреждали, — сознался Земцов.

— Вот видите… — развел руками Петр.

— Иногда у меня появляется идиотская мысль…

— Что перед вами — другой человек? — подхватилПетр догадливо, улыбаясь так, чтобы шеф службы безопасности сам, безподталкиваний, проникся всей нелепостью этой идеи. — А интересно, откудабы другой взялся? И кто бы его на мое место пустил?

— Я и сам понимаю, что такие мысли — сущееидиотство, — сознался Земцов с виноватой улыбкой, крайне порадовавшейПетра. — Но вот остается такое дурацкое впечатление…

— Поговорите с психологами, снимут в два счета, —нагло заявил Петр. — Я тут подчитал кое-что… Оказывается, история медициныпрямо-таки пестрит случаями самых удивительных трансформаций, происходивших слюдьми после хорошего удара по башке. В больнице нечего было делать, и яподолгу болтал с доктором. Был даже случай, когда в одном человеке умещалисьдве личности. Две сугубых индивидуальности, причем ни одна о наличии другой неподозревала. По четным, скажем, числам человек — портной Антуан, а по нечетным— нотариус, а то и вовсе граф…

— Читал и я что-то такое…

— Так вот, доктор мне говорил, что это вовсе неутки, — сказал Петр авторитетно. — Представляете, как вы намаялись бысо мной, прорежься во мне после аварии два этаких вот субъекта?

— Господи спаси…

— Вот именно. Давайте микрофоны и в темпе распорядитесьнасчет машины. Вернувшись в кабинет с ключами и парочкой маленьких транзисторовв

кармане — самые обычные приемники, продаются во многихмагазинах, — Петр опробовал микрофончики и остался доволен. Велел Жанневызвать Косарева.

Когда тот пришел, декорации смотрелись безукоризненно: Петрвосседал за столом без пиджака, с распущенным узлом галстука, перед ним наподносе стояла бутылка и бокал с остатками коньяка на донышке, и разило от негосоответственно.