– Прошу вас! Там мой сын! Мой сын!..

Папа сорвался с места, вылетел из здания, и я, судорожно выдохнув, побежала следом за ним.

Рядом с конюшней два рыцаря удерживали отчаянно вырывающуюся из их хватки женщину, ведя ее подальше от горящего дома, на который она бросала тревожный взгляд.

– Умоляю! Там мой мальчик!

В горле застрял противный ком, мешающий дышать. Я сделала неуверенный шаг в сторону рыцарей и замерла – ноги налились тяжестью, отказываясь идти. А отец в отличие от меня, вытащив из ножен длинный стальной меч, кинулся на мужчин, от неожиданности отпустивших плачущую женщину.

Клинок отца встретился с толстым лезвием одного из рыцарей; раздался противный скрежет. Среагировали они быстро, но восхищающие навыки владения мечом Арона оставили их без возможности одержать победу. Папа не решился смертельно ранить их, лишь отбил мощными крыльями, и рыцари безвольно упали в снег.

– Пожалуйста… – раздался сиплый, едва слышный шепот.

Я взглянула на женщину, одетую в одну длинную ночную сорочку. Она сидела на коленях, прижимая к груди дрожащие руки, в заплаканных глазах читалось желание подняться и броситься к горящему бараку, но силы покинули ее, и только тихие слова с трудом срывались с обветренных губ, падая, как ледяные осколки с крыш домов, и разбиваясь о царящий вокруг гвалт.

– Там мой сын… Пожалуйста…

Встретившись взглядом с отцом, я увидела, как в темно-фиолетовых глазах что-то внезапно вспыхнуло, пряча волнение за твердой решимостью. Уста его слегка дрожали, словно в попытке произнести слова. Из мощной груди вырвался тяжелый вздох, и папа, облизнув сухие губы, прошептал, кажется, зная, что я услышу его, несмотря на то, что его шепот увязнет в гуле голосов:

– Нужно помочь.

Взгляд его потеплел на миг, всего лишь на один миг, которого мне оказалось чертовски мало, а затем отец резко бросился к дому и спустя несколько секунд скрылся внутри.

Я не слышала ничего, кроме бешеного стука крови в ушах. Плач женщины, крики умирающих людей, схватка рыцарей и демонов, треск горящей древесины – все это смешалось воедино и затерялось, оставляя меня в тишине. Глаза метались из стороны в сторону, ни на чем не сосредотачиваясь, но затем взгляд уцепился за блестящие в свете огня черные крылья, и я почувствовала, как глубоко внутри похолодело и словно что-то оборвалось.

Сжала пальцы в кулаки, царапая ногтями кожу, и увидела, как Кай повернулся к охваченным жарким огнем баракам и взметнул руку. С губ моих сорвалось одно-единственное слово, пропитанное отчаянием и липким страхом:

– Нет…

Стоило демону резко опустить руку, как пламя вспыхнуло ярче, с неудержимой силой охватывая дом за домом. Внутри все сжалось от резкой неожиданной боли, кожу обожгло как огнем, и когда Кай вновь принялся вызывать огненную стихию, я невольно бросилась в сторону деревянного здания, куда несколько мгновений назад вбежал отец, и прокричала сдавленным голосом:

– Кай, остановись!

Он не услышал. Рука его опустилась, и мощные языки пламени, повинуясь своему хозяину, вихрем пронеслись по шатким домишкам. Стекла окон лопнули в одно мгновение, огромные осколки разлетелись во все стороны. Внезапно прогремевший взрыв сбил меня с ног, и я повалилась спиной на землю, едва не задохнувшись от неожиданности и яркой огненной вспышки.

Голова гудела, разрывалась от пульсирующей боли, в ушах стоял противный звон. Глаза застелила серая пелена, дыхание перехватило, и казалось, что сердце на миг остановилось. Я приподнялась на локтях, пытаясь сквозь дымку – размытую и неясную, как мутное стекло, – разглядеть фигуру отца.

Но его нигде не было. Пламя легко и быстро съедало одноэтажный дом, над которым вились клубы дыма; древесина трещала и скрипела, щепки падали в снег подобно пеплу. А отец все не появлялся…

Сознание совсем помутилось. Внутри появилось неприятное жжение. Злость – глухая, мерзкая, жгучая – навалилась с такой силой, что плечам стало тяжко. И я ощутила, наконец, как оборвалась до последнего держащаяся нить. Разорвалась под напором боли и несправедливости, оставляя глубокий шрам в сердце и ледяную пустоту в душе. Раз и навсегда.

– Лив!

Громкий голос Далии проник в сознание, и спустя тягостное мгновение чьи-то сильные руки обхватили меня и резко рванули вверх, ставя на ноги. Взор медленно прояснялся, но сердце продолжало испуганно биться в груди, с каждым ударом причиняя острую мучительную боль.

– Отец… – шепнула сипло, борясь с расползающейся по всему телу слабостью.

Ноги дрогнули, но руки Калеба, вовремя схватившие меня за плечи, не дали мне упасть. Пелена спала с глаз, и я увидела перед собой обеспокоенное лицо Далии, поймала ее взгляд – растерянный, просящий защиты. Я помню этот взгляд. Моя маленькая Ли всегда смотрела на меня так в детстве, когда мальчишки называли ее глупышкой, а девочки, проходя мимо, толкали в спину, дразнили и обзывались. Вот какова была причина разбросанных по моему телу синяков, злобы в детских глазах и разбитых кулаков – защита единственной сестры с самого детства стала для меня первостепенной задачей в жизни.

– Там папа… – стараясь забыть о внезапно вспыхнувших в голове детских воспоминаниях, я кивнула на обвитый пламенем барак и уверенно шагнула вперед.

Этот шаг отозвался острой болью в спине, но, превозмогая слабость, я бросилась в дом, заставляя пламя расступиться; большего я сделать не могла – у меня не было сил потушить пылающий внутри здания огонь. Я услышала, что Далия и Калеб кинулись следом за мной, и, не оборачиваясь, завернула из коридора в единственную маленькую комнату.

Огонь беспощадно пожирал деревянные стены, старую, потрепанную мебель. Кожу жгло нестерпимо, языки пламени, извиваясь, тянулись ко мне, но не могли коснуться и ранить. Дым сильно щипал глаза. Из-за выступивших слез было трудно что-то разглядеть, но взгляд судорожно метался по замкнутому пространству в поисках отца.

Пересохшие то ли от жажды, то ли от жара губы вдруг разомкнулись, выпуская горячий воздух из легких, и я, тотчас забыв о физической боли, бросилась к папе, неподвижно лежащему у горящего дивана и крепко сжимающему в руках завернутое в простыню маленькое тельце. Пламя коснулось огромных, укутавших своего хозяина крыльев, медленно превращая длинные перья в пепел. Выверенным движением руки я отогнала огонь от тела отца и, кинув быстрый взгляд на Далию и Калеба, сказала резко:

– Помогайте.

На глаза сестры навернулись слезы, но она быстро пришла в себя и подхватила Арона за ноги, когда Калеб приподнял его с пола. Младенец выскользнул из безвольных рук отца, и я едва успела его поймать. Прижала к себе, пряча от огня и густого дыма, и побежала к выходу.

Осознание, что я не чувствую присущую человеческим детенышам энергию, пришло только тогда, когда я выбежала из дома и холодный ветер, впитавший в себя запах гари и дыма, резко ударил в лицо. В груди засел сгусток боли – я задыхалась, жадно ловила ртом воздух, надеясь, что мне показалось, что младенец, не издающий ни звука, всего лишь спит крепким сном. Мне так хотелось уверовать в собственную ложь, услышать плач человеческого ребенка и избавиться от мучительного чувства, захватившего меня целиком. Но он молчал, а стук маленького сердечка не прорывался сквозь царящий шум – он затих. Затих совсем недавно, оставив сердце ребенка тлеть, как догорающие угли.