– Это пегас? – восхищенно прошептала Далия, медленно подойдя к навострившей уши Кали. – Я думала, что они все вымерли.

– Позже познакомлю. Давайте шустрее.

– Она поднимет нас троих? – скептично поинтересовался Калеб, пока Ли забиралась на спину лошади.

Губы невольно растянулись в кривой улыбке, и я беззлобно усмехнулась, поглаживая Кали по пышной гриве:

– Ты ее недооцениваешь.

Калеб промолчал в ответ и взобрался на пегаса следом за Ли. Когда двое уселись, Каларатри распахнула крылья и молниеносно взмыла в небо, неосознанно напугав этой внезапностью Далию, которая сразу же сцепила руки на моей талии и прижалась ближе, пряча лицо в прядях моих волос.

– Не бойся, – произнесла тихо, мягко накрыв ладонью сцепленные пальцы сестры. – Быстро привыкнешь.

Я не видела лица Далии, но почувствовала, как страх, заставляющий ее тело мелко дрожать, медленно отступил, уступая место доверию и покою. Но вот мне этот полет не принес необходимого спокойствия; представший перед глазами вид реки уже не казался столь красивым и не помог забыть о тревоге и унять волнение. А спящие, утопающие в снегах леса, над которыми мы пролетали, теперь были не чарующими, а оголенными и печальными.

И сердце, не успокаиваясь, трепыхалось в груди тревожно, волнительно, причиняя боль. Неизвестность пугает. Всегда пугала. Раньше я просто не признавала этого, боялась принять правду о том, что охотники способны чувствовать не только злость и ярость, что мы – нечто большее, чем убийцы и верные слуги людей. Но сейчас мне хотелось повернуть время вспять и снова стать настоящей охотницей лишь по одной причине – я желала забыть о страхе, умело скрыв его за жестокостью.

Наконец, впереди показалась некогда тихая деревушка. Я услышала, как Далия тяжело вздохнула, а у меня все слова в горле застряли колючим тяжелым комом; где-то глубоко внутри содрогнулось что-то хрупкое и нежное и вдруг разбилось, когда воздух сотрясли пронзительные крики женщин и плач детей.

Деревня пылала. Трещали дома, охваченные губительным пламенем огня; черный едкий дым сгустился над крышами, и рев пожара слился с ужасающим ревом населения. Блеск пламени разрывал ночной мрак, освещая окровавленные клинки охотников и позолоченные наплечники рыцарей. Бескрылые демоны сжигали дома, в которых совсем недавно мирно спали семьи, люди убивали своих сородичей – в панике выбегающих из горящих бараков, мечущихся в поиске укрытия.

Внутри все сжалось от кошмарной картины, представшей перед глазами. Я ничего не понимала. Не понимала, почему люди лишали жизни представителей своей расы, не понимала, как охотники согласились на подобное. Раньше мы убивали только монстров. Мирные жители боялись нас, но их судьбы нас не волновали – мы не трогали беспомощных и безоружных, слабых и старых. Разве в этом много чести?.. Для охотников честь превыше всего. Но сейчас я видела настоящих убийц, бездушных созданий, превратившихся в монстров, которых мы убивали долгие годы.

Кали неожиданно замерла в воздухе, словно в ожидании команды, не решаясь ни спуститься вниз, ни полететь дальше. А тихий, наполненный горечью голос Далии вывел меня из оцепенения, однако не смог отвлечь от творящегося в людской деревне ужаса:

– Вон там король с демонами… Но я не вижу маму с отцом.

Я посмотрела вниз, куда указала слегка дрожащей рукой Далия, и увидела, как по приказу Кая дюжина крылатых демонов резко налетела на охотников. Они ранили их, но не смертельно, так, чтобы те только потеряли сознание и перестали сопротивляться. Опешившие рыцари, забыв ненадолго об убийствах невинных, бросились к демонам. Но я знала, что люди будут не способны остановить разъяренных молодых крылатых существ, вовлеченных в эту авантюру своим королем, присягнувших ему и поклявшихся служить верой и правдой.

Кай сдержал обещание. Но не то, которое дал мне, а собственное обещание, данное самому себе, – убить любого, кто может распустить слух о выживших демонах. Его остро отточенный меч сверкал в лунном свете, слившемся с огненным пламенем, пронзал рыцарей в позолоченных доспехах одного за другим, и горячие густые капли, медленно стекающие по лезвию, падали наземь, окрашивая снег в кроваво-красный цвет.

– Это все неправильно… – шепот Калеба внезапно проник в сознание, отвлекая меня от беспощадного короля, которого я не узнавала за пеленой его ярости. – Глупая бойня, на которой страдают невинные.

– Мне тоже это не нравится, – шепнула Далия. – Но я не знаю, как это остановить. Давай найдем родителей.

– Да…

Я кивнула сама себе и тревожно забегала глазами в поисках матери и отца. Все лица смешивались, казались одинаковыми, теряясь одно в другом. Из-за бешеного стука сердца, сливающегося с надрывными криками людей, и из-за множества мыслей, с молниеносной скоростью проносившихся в голове, я не могла сконцентрироваться и отыскать невидящим взором до боли знакомые лица.

– Вон там! – вдруг вскрикнула Далия, невольно сжав пальцами мой локоть. – Там, у конюшни.

Взгляд зацепился за мощную фигуру отца, открывающего амбарную дверь, и я быстро направила Кали в его сторону. Мы втроем спрыгнули, как только пегас приземлился, и стремглав бросились к Арону, уже скрывшемуся внутри конюшни.

– Папа! – прокричала Ли, когда мы оказались внутри высокого деревянного здания, крышу которого задели языки пламени.

– Что вы здесь делаете?

Отец был недоволен и не пытался этого скрывать, но царившая вокруг суматоха не позволила ему надолго задержать на нас внимание. Сверху посыпались раскаленные обломки древесины и пепел, лошади в стойлах тревожно заржали, звонко стуча копытами, и папа, подбежав к калитке загона, начал выпускать напуганных зверей.

– Раз пришли – помогайте!

Без лишних слов мы кинулись к стойлам. Лошади шустро выбегали из конюшни, неслись в сторону леса, прячась от огня и охотников. Открывая очередной замок калитки, я заметила, что мои руки дрожат, сердце стучит гулко, надрывно; почувствовала, как глаза обожгло слезами, застывшими в уголках.

– Ливия…

Мягкий вкрадчивый голос отца, прозвучавший у самого уха и пробравший до дрожи, привлек мое внимание. Рвано выдохнув, я посмотрела на папу, нежно накрывшего ладонью мои дрожащие пальцы, и с трудом сдержала рвущийся наружу поток горьких слез.

– Пап… Что со мной происходит? – спросила тихо. Казалось, что мои слова увязли в господствующем шуме. – Почему так больно внутри?.. Сердце не на месте, сжимается, а стихия ранит снова и снова…

Я смотрела в глаза отцу, смотрела ожидающе, молча прося защиты и желая обрести возможность ничего не чувствовать – ни боли, изъедающей душу, ни волнительного трепета, ни злости, порой затуманивающей разум.

Арон чуть приоткрыл рот, намереваясь что-то сказать, но не успел произнести необходимые мне слова. Снаружи раздался громкий, пронзительный крик, заставив отца напрячься, нахмуриться и отвести от меня взгляд, вмиг утративший мягкость.