— Я что, должна была выпытывать у него, что его во мне не устроило? Серьезно?

— Поговорить ты с ним должна была точно. И должна до сих пор. Сама же знаешь, что это не бесповоротно, — мама, глядя на меня, снова прищурилась. — Подними-ка голову и не прячь глаза, Нюта. Скажи мне, девочка моя, ведь тебе слова этой стервы тоже запали в душу? Глубоко запали, едко, как проклятье. И ты испугалась. Испугалась, что так и будет. А он дал тебе повод. Хотела же убежать, признайся?

— Я… не знаю…

— Взять, все бросить и убежать. Как улитка спрятаться, — мать горько улыбнулась. — Не смотри так обиженно. Я не зла тебе желаю, а силы. И здравого смысла. Не знаю, правду он тебе сказал об измене или нет, но, если ты готова к тем испытаниям, что вас ждут, узнай это. Не беги. Подумай спокойно, головой, как всегда делала. Сможешь ли, справишься ли…

Мы помолчали. Я глотнула вина и всхлипнула.

— После его слов что-то разбилось, да? — мама накрыла мою ладонь своей. — Меньше любовь стала?

— Не знаю. Это было слишком неожиданно.

— Раз не знаешь, поговори с ним. Он, хоть и старше тебя, но, как я думаю, тоже запутался. С такой-то семьей. День-другой — езжай обратно. Мы тебе во всем поможем, но решать за тебя никто не будет.



Рыдания подступили к самому горлу, и я спросила сдавленно:

— А, может, так лучше? Если мы расстанемся? Что, если… Если у нас никогда не будет детей? Если не получится…

Мама недовольно посмотрела на меня.

— А если завтра ядерная война?

— Мама!

— А ты будущее "еслями" не мерь. Неврастиничкой станешь. Хотя, по-моему, уже…

— Ну спасибо…

— Допивай свое вино, и иди спать. Утро вечера мудренее, — она отвернулась к окну и закусила губу, о чем-то раздумывая. Я ждала, напряженно наблюдая за ней.

— Одно запомни, — со вздохом произнесла она и обернулась. — Тебе нужно с ним поговорить. И только потом решить для себя — да или нет, никого не мучая.

— Ты думаешь, он мне соврал?

Почему-то вспомнилась бумажка с красным крестом под его пальцами.

— Думаю, — мать кивнула.

Я поднялась и поцеловала ее в щеку.

— Спасибо, мам. Спокойной ночи.

— Спокойной, — мама снова отвернулась к окну, а я, ещё раз проверив мобильный на наличие сообщений, поплелась в свою комнату.

Может, я и хотела сбежать, но он позволил. Он оттолкнул меня и не захотел догнать.

Почему?

И уже в полусонной дреме поднялись из памяти его же слова: "Иногда, когда ты кого-то сильно любишь, ты пытаешься защитить его всеми возможными способами. Даже причиняя ему боль. Потому что эту боль он выдержит, а ту, от которой его пытаются защитить — нет".

— Господи, Шершнев, — прошептала я, проваливаясь в сон. — Ты переиграл в босса…

* * *

В жизни Алексея иногда бывали такие дни, когда он ощущал себя всесильным. Жизненные неудачи тогда отходили в тень, обиды забывались, и он был готов рваться к цели и побеждать. Сегодняшний день начался именно с такого ощущения. Алексей пребывал в очень хорошем расположении духа, хотя повода вроде бы и не имелось, разве что только выпал первый снег. Красивый, чистый, крепкий, с хрустом под ногами и буксующей зимней резиной. Но большая машина Алексея ничего не боялась, как и он сам.

На работе он, по случаю отличного настроения, решил побыть "хорошим полицейским" и, всем без исключения пожелав доброго утра, направился прямиком в кабинет Шершнева — очень Алексея беспокоил вопрос с премией. Детям нужны были подарки к Новому году, и искать всякую ерунду, типа штаба щенячьего патруля и Леди Баг в водной трансформации (это вообще что?) следовало заранее.

— Приветствую, — Алексей завалился в кресло перед столом босса и, откинувшись на спинку, сцепил на уровне груди пальцы в замок. — Что, Женек, по кофею?

Евгений стоял у окна. Через полоски жалюзи, чуть приоткрытых, ему на лицо падал холодный свет с улицы, и Шершнев казался бледным и вообще синим, как труп. Алексея это нелестное для друга сравнение смутило.

— Эй, хватит медитировать.

Женя кивнул и вернулся за свой стол.

— Так, Леш, — босс дернул полу пиджака, попавшую ему под пятую точку. — Завтра нас ждут на совещании в министерстве. Вопросы пришлют, я просмотрю, а ты возьми список у Даши.

— Да все как всегда, — Алексей отмахнулся. — Чего достигли, где не справились, сколько откатов не доплатили. Ты мне лучше скажи, ты что в образе с утра пораньше?

Шершнев холодно посмотрел на собеседника.

— Мы работать собираемся или как?

— Или как. Ты, когда не в духе, с тобой работать невозможно, — Алексей перегнулся через стол и снял с небольшой стопки бумаг самую верхнюю, которую приметил пару минут назад. — Это что? Заява на увольнение?

— Да.

— От Ани?

— Да.

— И ты подписал?

— Как видишь.

— За каким фигом, друже?

— Так надо, — Женя протянул руку и, отобрав у Алексея заявление, вернул бумагу на место.

— Не понял, — Алексей нахмурился. — Что у вас стряслось? Хорошая же девка…

Женя опустил глаза.

— Стечение обстоятельств.

— И?

— Я в воскресенье встречался с Натальей. Аня нас видела.

Алексей вскинул одну бровь.

— Где? В постели?

— Да нет, конечно. В ресторане. И как мы потом поехали домой.

— В смысле — домой? Ты опять с катушек слетел?

— Ты меня ещё учить будешь?

Алексей поднял руки ладонями от себя.

— Без базара. Так ты опять за эту… Хм… Зацепился?

— Ни за кого я не цеплялся, — Женя протер глаза. — Она родила несколько месяцев назад. Не здесь, в своем городе. И теперь пытается выяснить, кто отец ее ребенка.

Алексей хмыкнул.

— Как на нее похоже… Думала, тебя взять в оборот?

Женя откинулся на спинку кресла и пожал плечами.

Не знаю… Она сильно изменилась. Словно ей уже никто не нужен. Сказала, что теперь стала счастливой. Что-то поняла для себя. Она все пыталась увидеться, а я ее игнорировал. А теперь решил разобраться, чтобы отстала, и вот…

— Чего "вот"? Между вами что-то было?

Женя злобно посмотрел на собеседника.

— Я, по-твоему, тупой кобель?

Алексей развел руками:

— С кем не бывает.

— Не бывает. Кофе попили, она мне показала фотки своего пацана, а я ей объяснил, что детей у меня быть не может. Она попросила пройти тест. Я сказал, что смысла тратиться нет. Мало того, что пацан темный, так я ещё и пустой. Попросила доказательств — я предложил завезти ей документы. Все. Отвез ее к родственнице, у которой она остановилась, а потом заехал за бумагами, домой.