Какое счастье, что я не родилась наследной принцессой. Или кузиной наследной принцессы. Или кузеном. Спасибо, Всевидящий, что я далека от двора, хотя в последнее время мне это не очень помогает.

– После того как заговор раскрыли, полетело много голов. Фрая должны были казнить, но я раскопал доказательства его невиновности. Для него это были нелегкие времена, они же сыграли ему на руку. Оклеветанный праведник интереснее любого героя.

Политические интриги могли стоить головы не только Фраю, но и Винсенту. В таких партиях все зависит от того, на чьей стороне более опытные игроки, и кто сделает решающий ход. При мысли о том, что его могло бы сейчас не быть, внутри все сжалось от ужаса, словно легкие и сердце сдавила ледяная рука.

Миссис Эпплгейт дожидалась на перроне, мы же остановились чуть поодаль. Смотрели друг на друга и молчали, но тишина казалась неестественной. Словно другие мы, в несуществующем мире, вели свой несуществующий диалог.

«Я чуть с ума не сошел, когда понял, что могу вас потерять», – сказал бы тот де Мортен.

«Я только что думала о том же, – ответила бы я. – А еще о том, как глупо мы потеряли последние восемь лет, которые могли бы провести вместе».

Конечно же, это были всего лишь мои фантазии. Просто переполненный потрясениями разум выкидывал вот такие номера. Я отчаянно хотела попросить его остаться со мной, но понимала, что не имею на это права. Винсенту и так досталось по моей милости, не хватало еще снова стать причиной скандала, который тенью ляжет на его имя. Особенно сейчас, когда все силы и репутация де Мортену нужны для продвижения реформы.

Поэтому когда он подал мне руку, я просто молча приняла ее и быстро шагнула в спасительный полумрак вагона, следом за миссис Эпплгейт.

Из-за задержки мы прибыли на станцию на несколько часов позже полудня. Дальше поезд шел через горы – их белоснежные вершины высились вдалеке, и пересекал границу Энгерии. Специально для «Стрелы» был построен тоннель, благодаря которому попасть в Загорье стало значительно проще. Миссис Эпплгейт осталась в городке Хоуэл, чтобы присоединиться к нам на обратном пути, мы же с Винсентом тронулись в дальнейший путь.

До Вайд Хилла был час езды. Де Мортен словно чувствовал мое напряжение и не пытался разговорить. Там, в Лигенбурге это были всего лишь жестокие слова отца и ложь Себастьяна, наверное, я до конца не осознавала, что действительно могу не успеть, но здесь каждая минута казалась вечностью. Я скрестила руки на груди, смотрела в окно и молила Всевидящего о том, чтобы дедушка оказался жив.

Вайд Хилл был моим любимым местом в детстве. Летом холмы напоминали дремлющих зеленых великанов, а сейчас их словно укутали белым бархатом, сверкающим на солнце. Изнеженная мягкой зимой в столице, я совсем забыла, что такое настоящие морозы. Здесь они начинались ближе к середине осени и заканчивались, когда в Лигенбурге уже и следа от снега не оставалось. Холод норовил укусить за щеки, а пронизывающий ветер – забраться под юбки и накидку, сухой воздух обжигал гортань, и казалось, что я застываю изнутри.

Замок возвышался на берегу огромного озера Вайд, которое на полгода обращалось в каток. Летом его зеркальная гладь обманчиво переливалась солнечными бликами, но купаться в нем я не рискнула ни разу: слишком холодной была вода. Места здесь невероятно красивые, но суровые. Только моего деда, потомственного покорителя стихий не пугал даже самый суровый климат: мои предки выбрали эти земли, потому что те бросили им вызов.

Светло-серые стены замка кое-где были занесены снегом, небольшие башенки и массивные покатые крыши напоминали о сказочных дворцах со страниц детских книжек. Вайд построили раньше, чем Мортенхэйм, но мне он никогда не казался старым и мрачным. В его стенах круглый год пылали камины, чтобы разгонять гуляющие сквозняки, а с верхней башни можно было рассмотреть всю округу на много-много миль. Теперь счастливые воспоминания омрачали страшные слова о том, что графа Солсбери я могу не застать.

Я едва не расплакалась от облегчения, когда мы наконец-то остановились во внутреннем дворе. Чем ближе я была, тем сильнее сердце сжималось от беспокойства. Вот они ступени, которые в детстве казались слишком высокими, вот массивная дубовая дверь, окованная железом, что не так просто сдвинуть с места, большая зала с огромным каменным камином и портретами на стенах. Все здесь осталось именно таким, как я помнила. Даже невысокий рыжий дворецкий, Росс, – один из малочисленных слуг.

– Миледи.

Глаза его расширились, потемнели, на какой-то миг в их небесной синеве сквозь удивление мелькнул укор. Впрочем, сейчас мне было все равно – я вручила Россу накидку и взлетела по лестнице, даже ни о чем не спросив. Здесь мне не нужен был провожатый: комнаты деда я могла найти с закрытыми глазами, поэтому быстро миновала галерею хозяйского крыла, повернула направо и толкнула тяжелую дверь.

Просторная гостиная была пуста, а из-за приоткрытой двери, ведущей в спальню, доносился тяжелый кашель. На миг сердце сжалось от облегчения, а потом рухнуло в бездну вязкого мутного чувства вины и злобы – Всевидящий, я давно так ни на кого не злилась, но сейчас не представляла, как мне сдержаться при встрече с Глорией.

Я пересекла комнату, толкнула дверь, и в нос ударил запах тяжелой болезни: немытого тела, спертого воздуха, лекарственных трав и настоек. Дедушка, некогда сильный здоровый мужчина, сейчас утопал в подушках. Казалось, он уменьшился в несколько раз, болезнь высушила его, морщинистая кожа обтягивала выступающий череп, по закрытым векам бежали синеватые прожилки вен, тонкие руки безжизненными плетьми лежали поверх покрывала. На тумбочке рядом с кроватью дымилась курительница, источая горьковатый аромат, кресло с перекинутой через него шалью пустовало.

– Глория… – хриплый старческий голос тем не менее не растерял уверенности и силы. – Подай воды!

Я улыбнулась сквозь застилавшие глаза слезы: несмотря ни на что дедушка оставался собой. Взяла стакан, стоящий на подносе, и шагнула к постели, опустилась на край.

– Дедушка… Позвольте вам помочь.

Он вздрогнул, как от удара, и открыл глаза – подернутые мутной дымкой. Сердце словно сдавила ледяная рука, на миг стало больно дышать, как если бы Хилкот снова пытался выдавить из меня жизнь.

– Луиза? Почему ты не приехала раньше?

– Я… принесла вам воды.

Я помогла ему приподнять голову, поднесла стакан к потрескавшимся губам. Он сделал несколько глотков, а потом снова закрыл глаза. Слезы капали на покрывало и расплывались рядом с его рукой. Бесполезные слезы. Бесполезные, как я сама. Я не могла ему ничем помочь. И я действительно приехала слишком поздно. Какая разница, кто в этом виноват. Впрочем, не мне жаловаться. Я просила о встрече, и она состоялась.

Я заключила его невесомую руку в свои, поднесла к губам и поцеловала тонкие пальцы. Странный ступор – сродни тому, как если бы я увидела несущийся на меня на полной скорости экипаж или копыта взбесившейся лошади над головой, сковал мысли и чувства. Я замерла, прижимая холодную ладонь деда к щеке, и только поэтому, когда в спальню вошла Глория, не двинулась с места.