— Нет, я не против. Я дома. Правда, на ужин не рассчитывайте! Я только что вернулась с работы и еще ничего не успела приготовить!

— Кто бы сомневался! — хмыкнул братец. — Ох, доведешь ты себя до анорексии этим своим голоданием!

Мирослава не стала слушать дальше, выключив телефон.

С той зимней ночи, когда Степик и Гарик, приняв ее за воришку, погнались за ней по сугробам, прошел почти год. Однако Мира так и не решила, как же она к этим двоим относится. Их друг — литератор Андрей Ляхнович не в счет. Забавный добряк, он умел вызывать улыбку на Мирином лице…

Но Рудинский и Юрьев…

Она не знала, нуждается ли она в них или все же предпочла бы больше никогда не видеть.

Когда гости приехали, Мирослава даже не встала с кресла, продолжая мерно раскачиваться. Они вошли в дом, и звенящая тишина, царившая в комнатах, вмиг разбилась.

Мужчины шумно топтались в прихожей, стряхивая с курток капли дождя, переговаривались между собой, шуршали пакетами и то и дело поглядывали на притворенную дверь в соседнюю комнату.

Они ожидали, что девушка выйдет встретить их, но Мира не вышла.

Степик протопал к двери, приличия ради постучал и заглянул в комнату.

— Привет, ты не уснула здесь? — спросил он. — У тебя все в порядке?

— Да, — рассеянно ответила Мирослава, не совсем понимая, о чем он вообще спрашивает.

Девушка взглянула на Степика и, откинув плед с колен, встала с кресла. На ходу поправляя собранные на макушке в хвостик волосы, подошла к нему.

— Как мои? — спросила.

— А… — Степик безнадежно махнул рукой, пропуская ее вперед.

— Я так и предполагала, — сказала Мира. И в голосе ее не прозвучало ни удивления, ни печали.

— Привет, — помахала она рукой Гарику и Андрею.

Гарик стремительно обернулся и замер, не в состоянии отвести от Миры глаз…

Она была такой…

Даже в серо-розовом трикотажном спортивном костюме, с собранными в хвостик волосами, без макияжа, девушка выглядела желанной и красивой. Тонкий овал лица, хрупкое тело и необыкновенные глаза сводили его с ума. И ее неулыбчивость, и ее отстраненность, и ее холодность, и ее сдержанность — все казалось ему немеркнущей магией ее сущности. Такой она была, и такой она была нужна ему.

— Привет, Мира! — расплылся в улыбке Андрей. — А ты все хорошеешь! Это уже даже как-то неприлично!

Девушка улыбнулась и показала ему язык.

— Мерси! — сказала она.

Гарик ничего не сказал. Он просто смотрел на нее и больше всего на свете хотел остаться с ней наедине. Какого черта он потащил Степика и Андрея с собой в Старые Дороги? Приехал бы один…

Черт! Да это же вовсе не он потащил их! Степик предложил поехать, навестить родственницу…

— Эй, Гарик! Ты чего в ступор впал? — окликнул его Степик.

Рудинский не знал, что происходило между Мирой и Гариком. Друг молчал, не говоря о сестренке, а Мира вообще никогда и ничего не рассказывала ему теперь, но Степик все же кое о чем догадывался. Судя по тому, как смотрит на девушку Гарик, давние чувства к ней не остыли. Более того, из нежного, легкого чувства влюбленности к семнадцатилетней школьнице они переросли во что-то глубокое, неудержимое, бурлящее, став безумной, слепой страстью к восхитительной и загадочной, притягательной и холодной молодой женщине.

— Привет! — коротко бросил Юрьев и отвернулся, снова занявшись пакетами с продуктами.

Скоро на круглом столе под абажуром появились суши, какие-то неведомые салаты, мясная нарезка, тонкие ломтики белой и красной рыбы, фрукты, овощи, французский сырный багет, воздушные пирожные, украшенные взбитыми сливками и свежими ягодами. Бутылка мартини «Бьянка» и виски.

Будучи при деньгах, друзья гуляли с размахом, впрочем, Мира не могла припомнить, чтобы в семье Рудинских когда-либо нуждались. А теперь, когда Степик и Гарик прочно и основательно закрепились в мире большого бизнеса, об экономии и вовсе речи не шло.

Однако и для Миры деньги никогда не имели существенного значения.

Стол был накрыт, расставлены приборы, как бы сам собой завязался непринужденный, легкий разговор. Так было всегда, и пусть Мирослава почти не принимала в нем участия, мужчины не обижались. Чаще всего она сидела, потягивая мартини, и криво улыбалась особо пикантной шутке.

Потом стали играть в карты.

Было за полночь, когда они наконец поднялись из-за стола. Мира постелила им в зале, и пока они готовились ко сну, убрала посуду.

Игнорируя выразительные взгляды Гарика, девушка пожелала всем спокойной ночи и ушла в свою комнату, плотно прикрыв за собой дверь.

Не включая света и не раздеваясь, Мирослава взобралась на стул, слегка отодвинула штору. За окном стояла непроглядная ноябрьская ночь, капли дождя стекали по стеклу, она смотрела на них, и навязчивые мысли лезли в голову.

Мира не сомневалась, что Гарик придет, но она так же не сомневалась и в том, что ни сегодня, ни завтра, никогда больше не ляжет с ним в постель. И причина была одна: Самарин.

Да, Самарин. Только сейчас, к тридцати годам, Мирослава открыла в себе желание плоти. Теперь она знала, что в постель с мужчиной можно лечь не только по любви или из благодарности, по принуждению или от одиночества. Еще можно желать мужчину, вот так просто, отбросив все условности и мораль, так, как она желала Вадима. А Гарик…

Он никогда вслух не высказывал планов относительно их совместного будущего, но девушка и так знала: Гарик ждет и надеется, надеется и верит, не желая признать очевидного.

А ему, так же как и всем, пора бы уже перестать цепляться за прошлое и начать строить жизнь по-новому.

Гарик вошел в комнату почти бесшумно, но Мира все равно услышала. Оглянувшись, она увидела темный силуэт на светлом фоне двери. Он вошел, прикрыв дверь, но дальше порога с места не сдвинулся. Так и остался стоять там, скрестив руки на груди и привалившись плечом к дверному косяку.

— Я ждал, что ты позвонишь, — медленно произнес он. — Думал, что, если долго не буду звонить и приезжать, ты соскучишься и позвонишь сама. Обычно именно так поступали другие… Но я глупец, не правда ли, Мира? Ты ведь не такая, как все остальные. К тому же…

— К тому же я не скучала! — спокойно закончила за него девушка.

— Да, ты не скучала, — согласился с ней Гарик. — Я скучал…

— Напрасно, я ведь этого не стою, Гарик. Тебе давно пора бы это понять. Я только эфемерный мираж из далекого прошлого, с которым ты никак не желаешь расстаться! И чем раньше ты это поймешь, тем будет лучше. Лучше для тебя. Той Мирославы, с которой ты однажды познакомился, больше нет, давно нет. Да ее и не было такой, какой ты сам себе ее придумал!

— К чему ты мне это говоришь? Не важно, придумал я тебя или нет, ты нужна мне такой, какая есть. И всегда была нужна.