Все бы жить, как в оны дни,

Все бы жить легко и смело,

Не высчитывать предела

Для бесстрашья и любви.

(Юлий Ким)

Вот в таком настроении рассаживались мы за накрытыми столами, и Юра очутился рядом с высоким красивым молодым человеком, выделявшимся гордой осанкой и каким-то цепким и насмешливым взглядом.

– Элем Климов.

– Конечно знаю! «Спорт, спорт, спорт…» Великое кино. Так понять и, главное, показать, что силы человеческие – неисчерпаемы!

Они разговорились и, как это бывает у русских людей, умудрились часа за полтора-два рассказать о себе всё. Я, помнится, вскоре уехала, оставив новых друзей выпивать и побольше закусывать.

Юра тогда, после «исключения из рядов», попал в черный список непубликуемых и недозволенных к выступлениям. Так что сидел дома, работал, ушел в кабинетную жизнь. У Элема дважды приостанавливали запуск съемок фильма «Агония», который он вынашивал несколько лет. Но остановить его фантазию, его творческие замыслы не мог, конечно, ни один чиновник. Элем буквально фонтанировал идеями. Он стал частенько приезжать к нам на Перекопскую, в нашу пятиметровую кухню, чтобы просто рассказать о том, что у него сочинилось. Рассказывал Элем о своих замыслах так, что казалось, уже нечего и снимать: перед глазами вставали картины, будто наяву.

Правда, я не так часто бывала на этих кухонных посиделках. В те три года (1970–1973) в «моей» стране Чили произошли важные события. Впервые победил на выборах и пришел к власти левый блок «Народное единство» с участием коммунистов. Президентом наконец-то стал социалист Сальвадор Альенде, который до этого столько раз проигрывал выборы, что привычно шутил: «На могиле моей напишут: здесь покоится будущий президент Чили». Три года неудачных революционных преобразований оборвал военный переворот в сентябре 1973 года, поставивший точку в этом социалистическом эксперименте, который поддержали Москва и особенно рьяно Куба, точнее, ее руководство во главе с Фиделем, разжигавшее революционные очаги на латиноамериканском континенте, в основном неудачно. На меня, одного из немногих специалистов по этой стране, неожиданно появился спрос. Приходилось много выступать и писать. Я пыталась высказать свою точку зрения на чилийские события, расходившуюся с официальной, и одновременно делать это так, чтобы не получить по шапке. Но интересно, что американские исследователи и умники из ЦРУ это отметили. По крайней мере, в ежегодном издании конгресса США «Congresional Records» появилась заметка обо мне, о чем меня тайно уведомил мой начальник В. Л. Тягуненко, причастный к нашим спецслужбам, но очень хороший человек.

Поскольку я много ездила с лекциями и в командировки по линии Академии наук, в доме нашем была вольница. В моем отсутствии Карякин частенько предлагал Элему: «Позволим себе?» Однажды их застукала Лариса. Я стала свидетелем финала сцены. Разъяренная красавица и железный режиссер очень спокойно, нарочито спокойно: «Элем, где твоя лисья шапка?»

Э. Климов, Ю. Карякин и Л. Шепитько на съемках фильма «Агония»

Стояли морозы. А Элем то ли забыл шапку в такси, то ли подарил ее Каряке, но шапка эта роскошная почему-то оказалась у нас. Я протянула Ларисе шапку. Грозный муж послушно встал и ушел за красавицей-женой. Слава богу, не навсегда. Напротив, вскоре все участники разыгравшейся сцены оказались вместе на «Мосфильме», а Юра с Ларисой в одном кадре «Агонии», которую вдруг, в который раз, после «замечаний» киноначальников вновь разрешили доснять и показать.

«Однажды, – вспоминал Карякин, – звонит мне Элем и без всяких объяснений непререкаемым тоном командира десантного полка приказывает: „Немедленно приезжай на „Мосфильм“. Пропуск заказан“.

– Что случилось?

– Объясню при встрече.

Несусь на «Мосфильм». Элему разрешили снимать. Мимоходом объясняет мне срочный вызов:

– Видишь ли, я когда-то дал себе зарок – в каждом фильме снимать жену и друга. Иначе потерплю неудачу. Вот, будешь сниматься с Ларисой в сцене пьяной оргии Распутина в московском ресторане. Иди одевайся. Лариса уже ждет.

Действительно, Элем снял нас в странной мизансцене (снимал полдня, а на экране это длится тридцать секунд): я, весьма достойный господин из дворян, пытаюсь защитить и увести от пьяных глаз разгулявшегося мужика молодую московскую красавицу. Снять-то он нас снял, весь фильм снял. Горел, весь выложился, все свои придумки воплотил… И начались бесконечные придирки: исправить, прояснить, отразить… Элем ни в чем существенном не уступал. Фильм положили на полку»[36].

Мало кто знал, только Лариса, брат Герман и самые близкие друзья, что пришлось ему вынести после нервных срывов и депрессий. Уже под конец жизни в одном интервью он спокойно, с иронией рассказал о «пыточном кабинете» Госкино:

Заходил я в кабинет (Ермаша, председателя Госкино. – И. З.) и уже до последней мелочи знал, как будет. Он спросит: «Готов?» – «Готов». – «Садись».

Сажусь за огромный стол с кучей телефонов. «Ну, что?» – «Все то же». – «Руки на стол!» Кладу. А у него на столе ремешки с застежками. Пристегнет он мне к столу левую руку, потом правую. Достанет из внутреннего ящичка коробок, вытаскивает нарезанные иголки и начинает ввинчивать мне под ногти.

Поначалу кричал, потом привык. Больно, но терпеть можно. Он довертывает последнюю иголку и спрашивает: «Ну что, договорились?» – «Нет». – «Ну, до следующего раза»[37].

В сентябре 1974 года закончилась работа над фильмом «Агония». В апреле 1975-го Госкино принимает картину с указанием отснять два экземпляра для закрытых просмотров. Вмешивается КГБ. 1 августа в ЦК КПСС поступает секретная записка Андропова: «КГБ считает нецелесообразным выпускать фильм „Агония“ на экраны страны и для продажи его за рубеж». И, как по команде, 13 августа председатель Госкино Ф. Ермаш обращается с запиской в ЦК: он тоже не считает целесообразным выпускать кинофильм «Агония» на экран. 14 августа в ЦК уходит уже совместная записка Отдела культуры ЦК (В. Шауро) и Госкино СССР (Ф. Ермаш): считаем нецелесообразным выпуск кинофильма «Агония» на экран.

Вспоминается, как Элем собирал своих умных друзей, чтобы придумать веские аргументы и бросить их этой своре «экспертов». Климов не хотел уступать ни в чем. Юрий Карякин, Ирина Рубанова и Мераб Мамардашвили (я была с ними и в основном слушала) несколько раз собирались на закрытые просмотры отснятого материала.

А тем временем о «запрете» фильма Климова уже писали во французских, итальянских и американских газетах. И тут Госкино сделало попытку «выпустить фильм ограниченным тиражом и в сокращенном варианте в 1979 году на экраны страны». Одним из главных аргументов в записке в