Лоенгрин издали услышал запах горелого, мелькнула мысль даже о лесном пожаре, однако край леса уплыл в сторону, и все увидели дымящиеся руины церкви.

Как и почти все строения в этих краях, церковь срубили из дерева, и теперь на ее месте только толстый слой золы да искореженные в огне погнутые полосы железа, которыми были обиты двери и защищены окна. Да кое-где недогоревшие, но обугленные бревна.

Лоенгрин вскинул руку, за спиной послышались крики младших командиров, что останавливают отряд, а он соскочил на землю и быстро пошел на пепелище.

Черная зола хрустит под подошвами, серый пепел взмывает при каждом шаге, он прошел к тому месту, где должен находиться алтарь, и сердце сжала холодная рука страха и отвращения.

В землю воткнуты колья, а на них нанизаны три отрубленных головы, две с тонзурами, а третий, явно послушник, смотрит широко вытаращенными в ужасе и непонимании глазами, волосы его красивыми волнами, хоть и покрыты пеплом, падают на землю.

Он вернулся, на него смотрели с некоторым испугом, он провел ладонью по лицу и проговорил хриплым от ярости голосом:

– Мы пришли… и мы останемся!.. Никогда в этих землях варварство и язычество не поднимут больше головы. И если мне придется убить всех язычников… я сделаю это. И Господь меня поймет и простит.

Сэр Шатерхэнд перекрестился и ответил глухо:

– Аминь.

Со стороны уже спешенных рыцарей зазвучало:

– Аминь…

– Аминь…

– Аминь…

И снова ехали через лес по звериным тропам, Лоенгрин чувствовал, как исхудал, тревожась за войско, на которое могут напасть из-за густых кустов в любое мгновение.

Язычники, среди которых оказались даже мелкие лорды, не желали принимать бой и уходили от столкновения, а в лесу искать их труднее, чем в стогу сена иголку.

Граф Эскил Андерссон, устрашенный появлением в его землях герцога, отсидеться не удалось, вывел свою дружину и собрал вассалов. Их явилось даже больше, чем он ждал, слишком многие засиделись в безделье, слишком многим восхотелось принять участие в настоящих боях.

С грохотом, лязгом и под бодрые воинские песни они выходили из ворот замков и вливались в общий поток.

Лоенгрин с Шатерхэндом и Нилом ехал во главе постоянно растущего войска. Он тщательно планировал, как и что будет делать, но помнил и о войске, у большинства нет его выносливости, сам выбрал место для лагеря и велел остановиться, чтобы дождаться всех остальных.

Шатерхэнд гордо сказал, что для герцога поставили шатер, Лоенгрин отмахнулся.

– У костра посижу со всеми…

Он прервал себя, оглянулся. Все насторожились, смотрели то на него, то в сторону леса, куда вперил взгляд молодой герцог, наконец лорд Харальд произнес нерешительно:

– Ваша светлость… вам что-то почудилось?

Лоенгрин покачал головой.

– Нет. Кто-то скачет к нам, загоняя коня, тот уже хрипит и весь в мыле…

Рыцари переглянулись, Харальд спросил с неловкостью:

– Вы уверены, что вам не почудилось?

Лоенгрин покачал головой.

– Нет. Вы тоже, думаю, можете по стуку копыт определить, когда просто скачут для удовольствия, а когда в смертельной опасности…

Харальд пробормотал:

– Да, конечно. Но не на таком расстоянии.

– Ждите, – велел Лоенгрин.

Он поднялся, сделал несколько шагов в ту сторону. Через несколько минут из леса выметнулся на взмыленном коне всадник, простоволосый и в костюме гонца.

На границе лагеря он спрыгнул с коня, ноги подломились, и едва не упал, но пересилил себя и сделал несколько шагов навстречу герцогу. Грудь ходит ходуном, словно это он сам скакал к замку, держа на плечах коня.

– Сэр Лоенгрин!.. – прокричал он и упал на одно колено. – Ваша светлость!

– Что случилось? – спросил Лоенгрин. – Вид у тебя таков, словно ты увидел огра. Но, как я слышал, в Брабанте о них и не слышали.

Гонец, не поднимаясь с колен, прокричал, захлебываясь словами:

– Ваша светлость!.. Но это так… вы правы… Да, как вы все…

Лоенгрин покосился на застывших рыцарей, проговорил медленно:

– Значит, все-таки огр?

Гонец вскрикнул:

– Огромный, ваша светлость!.. Как три или даже четыре человека, поставленные один на другого!.. А широк, как дворцовая башня!

По всему лагерю пронесся единый вздох. Рыцари бледнели, хватались за оружие и пугливо оглядывались по сторонам.

Лоенгрин сделал гонцу знак подняться, глаза потемнели, он сказал суровым голосом:

– Не думаю, что он пришел сюда случайно.

Гонец перекрестился, на молодого герцога смотрит почти с ужасом, вскрикнул тонким голосом:

– Ваша светлость!.. Он так и сказал!

– Что?

– Что пришел за вами!

В лагере пронесся новый вопль ужаса, недоумения, но теперь еще и непонятного восторга.

Лоенгрин спросил:

– Как он сказал?

Гонец сказал быстро:

– Он чаще всего просто ревет… понять это чудовище трудно!.. но повторяет одно и то же, так что разобрали кое-что. Вы убили его старшего брата, потом среднего, а теперь вот он, самый младший, явился мстить…

Лоенгрин покачал головой.

– Ух ты, а я считал их совсем безмозглыми. Вы сможете меня проводить туда?

– Только коня сменю, – ответил гонец уже почти бодро.

– И одного в запас, – посоветовал Лоенгрин.

Гонец покачал головой.

– Это лишнее.

Лоенгрин насторожился.

– Почему?

– Он идет прямо сюда, – ответил гонец. – А вместо дубины у него в руках вырванный с корнем столетний дуб. Ветви, правда, обломал, так что этой палицей с одного удара может пробить крепостную стену, с двух-трех разрушить башню, а затем начал бы крушить замок, если бы мы были не в лагере, а в крепости…

– Не начнет, – заверил Лоенгрин. – Следуйте за мной, отважный друг.

– Почему не начнет?

– А кто ему даст?..

Несколько рыцарей поспешно вскочили, спеша успеть за лордом, а Лоенгрин понесся к лесу в сопровождении гонца и оруженосца, однако затем из лагеря выметнулось еще несколько лордов, которым успели оседлать коней.

Нил прокричал:

– Ваша светлость, что делать мне?

– Пока только смотреть, – ответил Лоенгрин весело. – Как же нам повезло, как повезло!

– В чем?