– Какое количество вас упокоит? Дюжина? Сотня? – Я выдерживаю паузу. – Нисколько? Все?

– Ты уходишь от ответа.

– У меня нет ответа. Кто вообще считает такие вещи? К тому же вы должны знать, что я танцевал с девушками еще до того, как меня прокляли. – Я пододвигаюсь ближе к Харпер. – С уверенностью могу сказать, что я никого никогда не учил танцевать на краю обрыва в Лунной гавани.

– Я стою, а не танцую.

– Это все часть урока. Закройте глаза.

Харпер хмурится, но закрывает глаза. Я прижимаюсь к ней еще ближе, пока между нами едва остается место, чтобы дышать. Мы не двигаемся, а просто стоим, зажатые между тихими звуками гавани и громкой мелодией, разносящейся по площади.

Момент навевает на меня воспоминания, и я продолжаю оставаться неподвижным.

– До проклятия, – говорю я, – я иногда танцевал со своей сестрой…

– С Арабеллой?

Меня удивляет, что она запомнила ее имя.

– Нет. С Арабеллой – никогда. У нее всегда было предостаточно поклонников, но не хватало властности, чтобы поставить их на место. Я говорю о своей младшей сестре – Изадоре.

Мой голос становится низким из-за одолевающих меня чувств.

– Ей едва исполнилось четырнадцать, когда главный маршал реки Бун захотел жениться на ней. Он был старше ее в три раза. Когда он приезжал с ухаживаниями, Иза скармливала ему оправдания о каких-нибудь семейных делах, а потом искала меня, чтобы ходить за мной хвостом.

Я умолкаю. Не знаю, зачем я вообще поднял эту тему.

Харпер открывает глаза. Ее пальцы расслабились у меня на плече, и теперь рука спокойно лежит вдоль моей. Талия девушки мягко изгибается под моей ладонью.

– Вы были близки.

– Нет. – Я качаю головой. – Я был наследным принцем, и меня воспитывали отдельно от сестер. По правде говоря, я очень редко ее видел.

Я моргаю и вижу сестру перед глазами, и то, в каком состоянии я ее нашел после первой трансформации. Тело Изадоры не лежало рядом с телами других членов семьи.

По сей день я гадаю, пыталась ли она меня найти. Как будто вовсе не я был причиной тех ужасных разрушений, от которых ей следовало бежать.

Глаза Харпер полны сочувствия.

– Мне жаль, Рэн.

– Это было довольно давно. Не знаю, что заставило меня заговорить об этом, – произношу я, испытывая угрызения совести и чувствуя себя потерянным; я моргаю и встряхиваю головой, желая отогнать навязчивые воспоминания. – Так на чем мы остановились?

– На уроке танцев.

– А, да. – Я наклоняюсь ближе. – Закройте глаза.

Харпер слушается. Мы все еще неподвижны, но беседа – или же жалость – отвлекли девушку. Я делаю шаг вперед, мягко толкая Харпер рукой, и девушка поддается, отступая назад слишком быстро.

– Помедленнее, – мягко наставляю я, крепче удерживая за ее талию. – Не бегите от меня.

– Прости. – Харпер распахивает глаза. – Я предупреждала, что у меня плохо с танцами.

Я мотаю головой:

– Глаза закрыты.

Харпер подчиняется, и это чудо.

– Еще шаг, – говорю я, – а затем три вбок, три назад.

Движения девушки медленные и дерганые, но она остается в кольце моих рук, позволяя мне вести. Постепенно, шаг за шагом, Харпер расслабляется в танце. Наши шаги начинают попадать в такт музыке с площади. На мгновение я позволяю себе забыть о проклятии, и мы просто танцуем в лунном свете на краю обрыва, окруженные ночным воздухом.

Песня заканчивается, сменяясь более быстрой и оживленной. Я останавливаюсь, и Харпер тоже. Глаза девушки открываются, и она смотрит на меня.

– Эта слишком быстрая, – тихо замечает она.

– Можем подождать следующую.

Я жду, что Харпер отпрянет, но она этого не делает.

– Мне кажется, часть танца, где мы стоим, – моя любимая.

– И ее вы освоили мастерски, – улыбаюсь я.

Глаза Харпер слегка прищуриваются, выхватывая отблески лунного света.

– А ты не такой высокомерный, каким кажешься.

Я замираю.

– Ты умеешь быть очаровательным и пускать пыль в глаза, – продолжает Харпер, – такой Рэн мне нравится больше.

– Такой Рэн?

– Такой, который не замышляет что-то, а просто делает, – поясняет Харпер. – Например, как с рассказом про Изадору. Ты говорил так, будто она была младшей надоедливой сестрой, но, мне кажется, тебе это нравилось. Или как ты не даешь Грею напасть на Лилит. Поначалу я думала, что это из-за гордости, но это не так. Ты его защищаешь.

Оценочное суждение Харпер напоминает мне о том, что говорил Грей, когда мы стояли в снегу возле трактира и я в шутку грозился его высечь за сон во время дежурства. Командор сказал тогда, что король бы так и сделал, но не я. «Не думаю, что вы бы так поступили», – отметил Грей.

Тогда ремарка командора заставила меня почувствовать себя слабым. Замечание Харпер таких чувств не вызывает.

– И ты неожиданно терпеливый, – продолжает Харпер, – для человека, который ожидает, что все будет сразу сделано по его приказу.

Она не права. Мои плечи напрягаются, но в то же время я не хочу, чтобы Харпер останавливалась. Как всегда, ее слова попадают мне прямо в сердце, но я не чувствую их резкости, а наоборот, мне становится тепло.

– Меня еще никогда не называли терпеливым.

– Но так и есть, хоть и не в привычном смысле этого слова.

– А в каком смысле?

– Ты стоишь сейчас здесь и не заставляешь меня чувствовать себя глупо за то, что я не умею танцевать. – Харпер запинается. – И я не чувствовала себя глупо, когда просила тебя показать мне, как стрелять из лука.

– У вас это неплохо получилось, – замечаю я искренне.

Голос Харпер становится тихим.

– И ты не относишься ко мне так, будто я не могу ничего делать.

– Неужели? – Я отпускаю руку девушки, чтобы откинуть прядь волос с ее лица. – Вы убедили меня в том, что можете делать все что угодно.

Харпер краснеет.

– Давай без комплиментов.

– Это не комплимент. – Я позволяю пальцам соскользнуть по линии подбородка, наслаждаясь мягкостью ее кожи.

– Даже сейчас, – говорит она, – ты здесь рискуешь нашими жизнями, веря в то, что я помогу твоему народу, хотя ничего обо мне не знаешь. Когда ты, по идее, должен в замке кормить меня виноградом и пытаться влюбить меня в себя.

– Кормить виноградом? – переспрашиваю я. – Этого было бы достаточно?

– Красный виноград – это заветный ключ к моему сердцу.

Мой большой палец описывает круг по контуру губ Харпер. Ее дыхание сбивается, а ее свободная рука поднимается, чтобы схватить меня за запястье.