Ты сам, небось, такого персонажа не припомнишь! Но главное, — мой знакомый переменил тон, — главное, как она меня встретила. Будто я что-то значил в ее жизни! Причем — недавно! Глаза такие лучистые стали — я и у своих баб редко видел такие! Редко поводы им давал, скажешь? Может, и так. Для таких завидных излучений — может, и вовсе не давал…

Разумеется, я не мог не повернуть это к себе: «А я — часто? Даже той, с кем живу тридцать второй год?»

А летом девяносто пятого удалось и про Женю Огарышева узнать: он устроился в Музей изобразительных искусств имени Пушкина. Место превосходное, но должность… Смотрителем его туда взяли. «Пока смотрителем», — так выразился он сам.

Что ж, для обладателя красного диплома МГУ — возможно, и скудно.

Но для философа — в самый раз. Вокруг — только шедевры, классика мирового искусства, а у тебя полным-полно времени, чтобы размышлять…

Говорят, на нем была жалкая лыжная шапочка. Представить бы лучше — какими были глаза под этой шапочкой. Но тут мне не помог человек, его встретивший, он не разглядел, и теперь мы с вами вольны представить себе какие угодно глаза…

Не покидай…

Киноповесть-сказка

…Тиран, гнетущий треть планеты,

Однажды не прошел в поэты, —

С того и мучает людей.

Александр Аронов

Часть первая. Визит на высшем уровне с кукольниками

1

В этом лесу было пленительно, иначе не скажешь. Малиновка завлекала своим пением. Каждый куст — буквально каждый! — угощал ягодой! Белки вели себя с непостижимой доверчивостью, словно ручные. И на всю эту идиллию сверху любовалось солнышко — такое ясное, будто сделали его для детского спектакля. Как, впрочем, и все остальное в этом райском уголке.

Принц Пенапью окликнул своего секретаря, задремавшего после завтрака от покойной езды на прекрасных рессорах:

— Фрикадель! Я вот думаю: отчего население не приводит сюда детей? Сколько прелести, сколько возвышающей душу пользы почерпнули бы дети среди этой природы…

От полусонного Фрикаделя поступил не столько словесный, сколько музыкальный ответ в том смысле, что он согласен: пусть приводят детей…

Стала сужаться тропа, по которой ехали их две кареты (во второй были телохранители и доктор); теперь Пенапью мог, не слишком высовываясь, погладить белку или сорвать орех. Нет, прелесть, прелесть что за путешествие — во всяком случае, вот этот его кусочек! Его Высочество даже изволил запеть — ариозо Рудольфа из «Богемы» («А я любуюсь…» и т. д.).

Тут секретарь, которого что-то вдруг толкнуло, обрушился на принца — сперва придавил его, потом потащил назад, к себе, выкатив изумленно глаза и бормоча «тпрру!». Видимо, лошадей испугало что-то. Даже наверняка испугало. Что?

Полминуты спустя это устрашающее Что-то явилось в виде трех человекоподобных с чулками на физиономиях. Впрочем, нет — таких только двое: третий был по-своему аристократичен и имел под шляпой покрывающую лишь пол-лица черную опереточную маску. Он и объяснил деликатно:

— Спокойно, господа, это всего лишь ограбление. Ручонки — на затылок. И сюда, к нам… Будем благоразумны — будем живы-здоровы. А станем бузить от глупости и жадности — заработаем дырку между глаз.

Тут бедные путешественники и пистолеты увидели.

— Минуточку! — вскричал вытаскиваемый из кареты Фрикадель, — впрочем, слабо вскричал и сипло. — Вы ведь не можете поднять руку на Его Высочество Принца Пенагонского…

— А что? Дипломатические осложнения будут? — спросила, издеваясь, маска № 1. А другая, чью веселость видно было даже сквозь чулок, сказала:

— Тогда пускай они свою ноту оставят во-он в том дупле…

— Да-да, в лесу иногда очень бывает нужна бумажка, — добавила маска № 3, давясь от смеха.

Жертвы налета жались друг к другу под толстым раскидистым вязом.

— Интересно, о чем мои телохранители думают? — полушепотом осведомился принц Пенапью у своего секретаря. А у того отшибло сейчас всякое понятие о должностных обязанностях: едва ли мог он ответить хоть на один вопрос своего шефа! Но тех, про кого было спрошено, принц тотчас увидел сам, поблизости от второй кареты: еще один бандит, самый низкорослый из них, привязывал этих двух верзил к дереву. Вздыхая и кряхтя, они старались не встретиться взглядами с принцем. Еще бы! За его безопасность они ручались лично королю!

— Вот это, стало быть, и есть принц? — грабители оценивающе разглядывали Пенапью и даже крутанули его, как портновский манекен. — И сколько же папе не жалко будет отвалить за такого? — спросил маленький, когда освободился.

— Господа… с вас спросят за меня сразу два короля! Ибо еду я ко двору абидонского монарха… он ждет меня! Кстати, этот лес — он уже к Абидонии относится? — пытался затеять с ними диалог Пенапью, но никто не слушал его: разбойнички были по горло заняты. Из багажных отделений обеих карет они вытаскивали на тропу сундуки, чемоданы… Лошади фыркали и шарахались при каждом приближении любого из этих темноликих негодяев.

— Господа, — пытался объяснить принц, — я охотно поделюсь своим имуществом, но тут не все мое… Вот это, например, и еще те коробки приготовлены в дар семье абидонского короля… Не могу же я к ним с пустыми руками…

Маленький вплотную приблизил к нему свое чудовищное лицо (принц ощутил запах изо рта, какую-то винную кислятину) и сказал:

— Не канючь. Пасть порву.

Фрикадель, которого, как и принца, не привязали почему-то, уселся под вязом и просто-напросто плакал, как дошкольник.

— Не надо, не надо было открывать им, кто я такой… — шептал принц, морща лоб. — Теперь возьмут в эти… как их? В заложники!

— Это все я! — От отчаяния секретарь дважды боднул головой ствол вяза. — Это я брякнул, Ваше Высочество… простите… я идиот!

Главарь банды подвел к ним вороного возбужденного красавца-коня, безупречного и гордого. Людская забота довершала и подчеркивала его совершенство дорогой попоной, наколенниками и подмышниками из белой кожи. Но вся эта упаковка не могла ручаться за кроткий, легко послушный человеку нрав. «Смотря какому человеку», — говорил дерзкий скошенный глаз.

— Имя коня? — спросил главарь.

— Милорд…

Рот под опереточной маской улыбнулся: главарь так и думал, что это — знаменитый Милорд.

— Последняя его цена?

— Ой… и не вспомню, знаете… Что-то фантастически дорого. Милорд считается одной из жемчужин нашей короны… папа вообще не собирался его продавать. Ни при каких обстоятельствах… ни за какие десятки тысяч…

— Папаша прав: таких красавцев только дарят! — захохотал негодяй. — Ну спасибо ему, я оценил! — Он снял шляпу, чтобы проделать ею ритуальные взмахи ниже колена,