— Итак, теперь мы можем выяснить, какой у тебя срок, если тызнаешь, когда был твой последний период...

— Нет, — воскликнула я. — Нет, нет, нет. Я не могу бытьбеременной. Как ты не понимаешь? Я не могу быть. Я не могу иметь ребенка. Я немогу!

Я вновь начала кричать, домысливая, нет ли здесь охраны.

— Успокойся, — сказала доктор Мур. — Все будет в порядке.

Нет, нет, не будет. Ничего не будет в порядке. Тошнотахлынула во мне, тошнота, которую я чувствовала в течение нескольких недель илиоколо того — и это не имело ничего общего с завоеванием Рябинового Королевства.После всего этого, после всех планов и возвышенных разговоров, после всех моихопасениях по поводу Жасмин... это была я. Человеческая медицина сыграла со мнойзлую шутку. Нет, это я сама. Я облажалась. Моя собственная беспечность привелак этим последствиям. Все, что когда-либо говорили о наследнике Короля Бурь,пронеслось в моей голове. Первый внук короля. Вторжение в человеческий мир. Подруководством своей матери. Доминирование и кровь. И я, я несла его... Я была инструментом...

— Эжени!

Доктор Мур поддерживала меня, и у меня было чувство, что онапроизнесла мое имя несколько раз. Она посмотрела на дверь и открыла рот,собираясь позвать медсестру.

— Нет!

Я вцепилась в ее белый халат.

— Не надо. Послушай меня.

Мой голос был хриплым и отчаянным.

— Я не могу. Я не могу иметь ребенка. Неужели ты непонимаешь?

Она посмотрела на меня сквозь очки, вглядываясь спониманием.

— Тогда тебе не придется. Есть варианты...

Это не обязательно должен быть мальчик, говорил голос вомне. Вдруг это девочка?

— Подожди, — прервала я ее. — Когда ты скажешь мне полребенка?

Это повергло ее в шок.

— Ты сделаешь аборт, основываясь на поле ребенка?

— Я... нет, подожди.

Проклятье. Я не могла думать. Я запаниковала, испугалась изапуталась. Мне нужно было собраться с мыслями. Что же мне делать? Я должнабыла избавиться от этого ребенка, чисто и просто. Люди делали это все время. Вэто время и в этом возрасте это легко, не так ли?

— Я имею в виду, как скоро можно будет сказать пол и,если... если не будет ничего плохого для ребенка.

Я придумывала что-нибудь разумное, то, что не выставит менябессердечной женщиной, которая убивает своего сына.

— Ты можешь сделать эти тесты, не так ли? Как бы генетическиетесты? Я... Я так боюсь, заводить ребенка и что с этим будет что-то не так. Моясемья имеет плохую историю. У моих кузин были дети с врожденными дефектами, и яне могу... Я не могу справиться с этим. Я должна знать. Я должна знать...сразу... как можно раньше, поскольку в противном случае я буду...

Ложь слетала легко с моих губ. Все что угодно. Все, лишь быузнать пол.

Доктор Мур снова изучала меня. Я по-прежнему звучала безумнои рассеяно, но сейчас в меньшей степени, чем прежде, я знала это.

— Когда были твои последние месячные? — тихо спросила она.

Я повернула к ней настенный календарь. Число плавало передомной. Я не могла сосредоточится. Как, черт возьми, я могу помнить это, когдасудьба мира находилась на грани? Я думала о моих последних месячных, пытаясьсвязать их с каким-то событием, чтобы вспомнить дату.

— Вот, — показала я. — Они начались пятого.

Она кивнула, проводя в уме расчеты.

— Что совпадает с антибиотиками. Ты почти на девятой неделе,так идет расчет, хотя технически только на седьмой с момента зачатия.

Семь. Семь недель...

— Ты почти в диапазоне срока для биопсии хориона, — сказалаона.

Хориона что?

— Хотя, они не любят делать это без необходимости. Эторискованно для плода. Они почти никогда этого не делают для кого-то твоеговозраста, находящегося в добром здравии...

— Но это скажет мне? — сказала я нетерпеливо. — Это покажетто, что мне нужно знать?

— Это скажет тебе о многом. Не бывает такого теста, которыйбы показал тебе все, но он может тебя успокоить, особенно если у тебя плохая семейнаянаследственность.

Как будто такое было.

— Так и есть, — сказала я. — Пожалуйста.

Я затаила дыхание, зная, что она колеблется. Наконец, онаповернулась к шкафу, просматривая все, пока она не нашла нужный бланк. Онанацарапала что-то врачебным почерком на нем и передала его.

— Здесь.

Это было направление в кабинет гинеколога-акушера, которыйнаходился рядом. У формы было мое имя, пару строчек я разобрала, но остальнаячасть была написана коряво. Меня направили на биопсию хориона (дородовой тест),с пометкой "чрезвычайная ситуация".

— Чрезвычайная ситуация? — спросила я.

Я имею в виду, что так и было, но меня удивило, что онанаписала это.

— Это значит, что ты запланировано получишь его прямосейчас. Большинство из этих тестов имеют резервное копирование, потому что несделали этого раньше. Позволь мне позаботится, несмотря на то, что не оставишьего.

Она писала что-то еще, пока говорила.

— Она будет называть их и назначит тебе, но ты должна знать,что они могут отказать, когда ты будешь там, основываясь на результате. Я хочусказать: это не рутина...

Я нерешительно произнесла следующие слова.

— Тогда почему ты делаешь это?

— Потому что я считаю, что во время беременности, здоровьематери перевешивает все остальное.

Здоровье матери. Мне не нравилось думать о себе, как оматери. Черт. Это не должно было вообще быть вопросом! Мы должны были обсуждатьаборт. Почему я забочусь о поле ребенка? Я не хотела ребенка. Я не была готовак ребенку. Конечно, не к такому, который выполнит пророчество о мировом завоевании.

— В этом случае, — сказал доктор Мур, — это особеннокасается психического здоровья. Для которого нужно это.

Она вручила мне другой листок бумаги. Это было моёнаправление к психологу.

— Мне не надо...

— Эжени, шок от незапланированной беременности нормален.Ожидаем. Но это ясно... у тебя есть очень серьезные проблемы от этого.

Она понятия не имела.

— Позвони моей медсестре по поводу теста. Потом выбериграфик для посещений терапевта и согласуй со мной.

Я никак не могла сказать ей, что я не собиралась идти налечение. И я даже не была уверена в последующей деятельности. Но во избежаниенеприятностей с этим я кивнула головой.