* * *

Во время пребывания царской семьи в Ливадии многие из их любимых офицеров со «Штандарта» бывали у них, и обычно четырем сестрам «разрешали делать небольшое предпочтение тому или иному симпатичному молодому офицеру, с которыми они танцевали, играли в теннис, гуляли или ездили на прогулки», однако всегда в присутствии сопровождающей дамы[634]. В том же году Татьяне, очевидно, понравился граф Александр Воронцов‑Дашков, гусар полка лейб‑гвардии из знатной русской семьи, который был одним из флигель‑адъютантов Николая и его любимый партнер по теннису. Хоть Татьяне еще не было и шестнадцати, скоро будет много желающих сосватать ее. По сути дела, уже шло деловитое прогнозирование будущих возможных династических союзов для всех четырех девочек. Предполагали, что царю так хотелось бы удержать балканские государства, что он был готов для этого «использовать своих четырех дочерей, которые не выйдут замуж ни за четырех российских великих князей, ни даже за четырех неправославных князей Европы». Нет, четыре великие княжны России, как говорили, должны были стать «королевами Балкан»: Ольгу прочили в невесты принцу Георгу Сербскому, Татьяну — принцу Греции Георгу, Марию — принцу Румынии Каролю, а Анастасию предназначали для принца Болгарии Бориса, хотя, по другим сообщениям прессы, Борис на самом деле собирался обручиться с Ольгой[635].

Когда Ольга праздновала свои именины на борту «Штандарта» в июле предыдущего года, среди подарков и букетов цветов, подаренных ей офицерами, была и самодельная открытка. Намек, который она содержала, был очевиден. «Что же это было, как вы думаете? — написала Татьяна тете Ольге. — Это была картонная рамка с портретом Дэвида, вырезанным из газеты». Ольга «посмеялись над этим от души», но ее менее светская сестра Татьяна была оскорблена: «Ни один из офицеров не желает признаться, что сделал это. Какое свинство, правда?»[636] Конечно, это не было простым совпадением, что за одиннадцать дней до этого письма от Татьяны их двоюродный брат Дэвид был официально пожалован титулом принца Уэльского.

Нет никаких сомнений, что с момента коронации нового короля Георга V в июне 1911 года в Великобритании муссировали слухи, что «следующим грандиозным событием, которого все с нетерпением ждут, будет брак принца Эдуарда Уэльского {Дэвида}, наследника престола»[637]. Ему было всего семнадцать, но заядлые любители предсказывать королевские браки уже составили для него список невест, в который вошли семь самых завидных принцесс. Возглавляли этот список имена Ольги и Татьяны. Газета «Вашингтон пост» была настроена скептически: «Брак с любой русской принцессой, безусловно, не будет пользоваться популярностью в Англии». Она утверждала это, приводя пример Марии Александровны, дочери Александра II, которая вышла замуж за герцога Эдинбургского и теперь являлась герцогиней Саксен‑Кобургской, которая «никогда ни в малейшей степени не считала себя сопричастной английским делам или английской жизни и всегда оставалось чужой». Газета выражала уверенность, что «та же участь, вероятно, ждет и русскую королеву»[638].

Все эти домыслы иностранной прессы, конечно, не имели никаких оснований. В России в 1912 году было принято считать, что Ольга Николаевна питает чувства к кому‑то из мест поближе. Из всех знатных принцев и князей, чьи имена были на устах в качестве возможных мужей для старшей дочери царя, его двоюродный брат, двадцатилетний великий князь Дмитрий казался идеальным кандидатом. Высокий и стройный, «изысканный, как статуэтка Фаберже», по словам его дяди великого князя Сергея, Дмитрий был от природы общительным и остроумным, и самое главное — он был русский[639]. Его жизнерадостная манера общения была очень располагающей, и он был уже известен своим умением очаровать женщин. «Никто не вступал в жизнь более непринужденно, более блистательно, чем он, — вспоминала его сестра Мария. — У него было большое состояние, а обязанностей, с ним связанных, почти никаких, необычайно привлекательная внешность в сочетании с шармом, кроме того, он был признанным любимцем царя. Еще прежде, чем он закончил учебу и был зачислен в конную гвардию, в Европе не было ни одного молодого принца, кто бы больше привлекал всеобщее внимание, чем он, что у себя в стране, что за рубежом. Он шел золотым путем, всеми обласканный и восхваляемый» [640].

Дмитрий и Мария были детьми великого князя Павла Александровича, который был, в свою очередь, самым молодым из шести сыновей царя Александра II. Их мать умерла в результате несчастного случая при катании на лодке, который вызвал преждевременные роды Дмитрия. В 1902 году, когда вдовствующий Павел спровоцировал скандал, женившись снова, теперь на простолюдинке, Николай, который стремился сократить число морганатических браков, участившихся в семействе Романовых, отправил его в изгнание. Павел поселился на юге Франции, а его брат великий князь Сергей и его жена Элла, у которых не было собственных детей, стали опекунами Дмитрия и Марии. После того как Сергей был убит в 1905 году (его большое поместье Элла впоследствии передала Дмитрию), Николай и Александра фактически взяли на себя ответственность за воспитание Дмитрия и Марии. В мае 1908 года овдовевшая Элла уговорила восемнадцатилетнюю Марию заключить династический брак с принцем Швеции Вильгельмом. Оставшись в одиночестве, без своей единственной и горячо любимой сестры, Дмитрий взамен интуитивно стремился все чаще бывать в императорской семье, которая отчасти заменяла ему собственную, и теперь находился в таких близких отношениях с Николаем и Александрой, что часто обращался к ним «папа» и «мама» (несмотря на то что Николай в конечном итоге позволил родному отцу Дмитрия вернуться в Россию). В 1909 году Дмитрий поступил в офицерское кавалерийское училище в Санкт‑Петербурге, учреждение, в котором молодежь из семейства Романовых традиционно завершала свое образование. По его окончании Дмитрий получил звание корнета конной гвардии. В течение этих трех лет он часто проводил свое свободное время в Царском Селе, регулярно бывал вместе с царем на военных маневрах в соседнем Красном Селе, часто выступая в роли помощника‑адъютанта Николая. Весной 1912 года он приехал на три недели в Ливадию навестить семью.

В какой‑то момент в течение 1912 года, принимая во внимание хрупкое здоровье царевича, Николай и Александра, должно быть, рассматривали вероятность того, что в случае кончины Алексея Дмитрий будет идеальной парой для Ольги как потенциальной наследницы. Николай был намерен, как бы там ни было, назначить ее соправительницей вместе с матерью, если он сам умрет прежде, чем Алексей достигнет возраста двадцати одного года[641]. Действительно, такой брак было бы логично заключить. В России он получил бы повсеместное одобрение: Дмитрий был из своих, и, что было еще важнее с точки зрения Николая и Александры, это избавило бы Ольгу от необходимости покидать Россию, что ее очень пугало. Брак с Дмитрием Павловичем дал бы ему титул совместного предполагаемого наследника, если бы Николай решился изменить законы наследования в пользу Ольги после Алексея. Дмитрий жаждал стать царем; в настоящее время он был шестым в очереди на престол, но если бы он женился на Ольге, все могло бы измениться.