– Как ты думаешь, мне стоит это сделать?

Тигр фыркнул, словно считал вопрос излишним.

От этого движения его очертания показались ещё более размытыми.

– Согласна, вопрос глупый, – сказала Флинн, и зажмурилась, когда тигр растворился, как пена прибоя, развеянная ветром. Вдохнув холодный воздух, который здесь, между двумя вагонами, всегда пах смазкой и дымом, она вошла в вагон.

Даниэль сидел за своим столом и, нахмурившись, листал какую-то книгу. Он ещё не успел поздороваться, как Флинн подняла над головой письмо.

– Боюсь, я забыла взять первую страницу, – сказала она, закрывая за собой дверь.

Даниэль поднял взгляд от книги, рассматривая письмо в её руке.

– Но кроме пустой любовной болтовни я наверняка ничего не пропустила.

Прошло несколько секунд, пока Даниэль проявил хоть какие-то эмоции. Со вздохом указав Флинн на место напротив себя, он сказал:

– Пустая любовная болтовня случилась почти четырнадцать лет назад.

– Я знаю, – неохотно садясь, сказала Флинн. Она бы с большим удовольствием осталась стоять, потому что это придало бы разговору оттенок необязательности, но теперь, когда она знала, кем был Даниэль, её охватило сильное желание произвести хорошее впечатление. Она села.

– Мы познакомились на вокзале, – сказал Даниэль. – Твоя мама и я. Инга работала в полиции и…

– Где она работала?! – Флинн никогда не думала о том, работала ли когда-нибудь прежде её мать и кем. С тех пор как она себя помнила, мать казалась ей сломленной жизнью, угрюмой и нетрудоспособной.

При этом воспоминании Даниэль рассмеялся.

– Да, – сказал он, – в полиции. Между нами разгорелся спор, потому что она подцепила меня ночью на вокзальной скамейке.

Час от часу не легче! Увидев её испуганное лицо, Даниэль быстро помахал рукой.

– Я… странствовал пешком. В то время мой брат Дарсоу нуждался в моей помощи. Мы, то есть твоя мама и я, мы… – он откашлялся, – у нас были разные представления о жизни. Так вот, – добавил он, словно этим всё было сказано.

– Вы знали обо мне? – спросила Флинн.

Даниэль покачал головой. Эта тема, похоже, была ему неприятна.

– А Йонте узнал вас здесь, в поезде? – продолжала спрашивать она.

Даниэль снова покачал головой:

– Я посчитал, что будет лучше ничего ему не говорить. Я не его отец. А за то время, что мы были вместе с твоей мамой, я видел его лишь однажды, – признался он. – Тогда о нём заботилась твоя бабушка. Твоя мама его боготворила, но… она много работала.

Мама боготворила Йонте?! С тех пор как Флинн себя помнила, именно Йонте получал взбучек больше всех, именно его чаще всех запирали дома и предоставляли меньше свободы, чем остальным.

– Понятно, – сказала она, хотя скорее узнавала, чем действительно понимала. Она теребила свою рубашку, пока у неё не вырвалось то, о чём она целый день думала: – У меня нет отца. Это не так просто, через тринадцать лет. И я не буду называть вас папочкой или как-то так. – Ей было наплевать, ранит ли это Даниэля – такова правда.

К её недоумению, он лишь сказал «Хорошо», глядя на неё так, будто ожидает дальнейших указаний.

– Хорошо? – переспросила Флинн. Она заметила, как его рука дёрнулась к пачке сигарет, и не сомневалась, что задела его, но он только кивнул в подтверждение.

– Всё в порядке. – Он наклонился вперёд, глядя на неё. – Я не имею никакого права чего-то требовать от тебя, Флинн, и я это прекрасно понимаю. Но ты должна знать, что я горжусь тобой. Тебе явно далеко не всегда приходилось в жизни легко, и всё-таки из тебя получился отважный и замечательный человек.

Для Флинн было непривычно слышать такое. Кусая губы, она смотрела в окно, потому что не знала, что ответить.

Даниэль, видимо, заметил её неуверенность, потому что быстро добавил вдогонку к сказанному:

– И кроме того…

– Кроме того? – насторожилась Флинн.

– Кроме того, – усмехнувшись, повторил Даниэль, – когда мы вдвоём, ты спокойно можешь мне «тыкать».

Последней раскрылась тайна Касима. Стоя в тамбуре между спальными вагонами, он поджигал какой-то лист бумаги. В наступающих сумерках потрескивающий огонёк выглядел сделанным из цветной кальки.

Флинн, шедшая к Фёдору, замерла.

– Ты ведь знаешь, что это запрещено, да? – спросила она, остановившись на переходном мостике. Тряска и шатание очень соответствовали чувству, охватившему её, когда она осознала, что в поезде больше нет никого, кого бы это волновало. – Это зажигалка Даниэля?

На потемневшей от времени серебряной зажигалке в руке Касима был выгравирован магический круг.

Наконец Касим поднял глаза.

– Иногда воровское прошлое очень кстати, – сказал он, подмигнув ей. Затем на его лице вдруг появилось нерешительное выражение. – Думаешь, он её хватился?

Флинн вспомнилось, как Даниэль потянулся к пачке сигарет.

– Да, – сказала она, – но пусть она ещё чуть-чуть побудет у тебя.

Касим, хрюкнув от смеха, снова сконцентрировался на листке бумаги, который пламя прогрызало как налетевший рой саранчи. Квадратный листок выглядел так, словно кто-то нарисовал на нём игровое поле.

– Что это? – спросила Флинн, когда ветер развернул маленькое пламя в её сторону. На всякий случай она сделала шаг назад.

Касим тихо вздохнул.

– Список, – сказал он и уточнил: – Список «Беснуйся, Флорет!». Я поспорил сам с собой, что в этом учебном году сумею за девяносто секунд заставить мадам Флорет подать заявление об увольнении. Ну, конечно, только в состоянии нервного срыва. – Уголки губ у него опустились. – Я был близок к цели. Но такое в мои планы не входило.

Флинн наблюдала за последними мерцающими точками, парящими в воздухе подобно блёсткам феи.

– Да, – согласилась она, – такое ни в чьи планы не входило.

Пусть мадам Флорет и жуткая учительница, но она заслуживала лучшей участи в жизни. А теперь она исчезла. Никому не известно, жива ли она. Да ещё и Гарабина лежит в медицинском кабинете без сознания.

Перегнувшись через перила, Флинн посмотрела на поезд, извивающийся по местности гигантской стальной змеёй.

– Если даже мне придётся вернуться домой, всё равно это не конец, – прошептала она. – Понятия не имею как, но я найду не только Йонте, но и Йетти. Обещаю.

Наступило последнее утро. В последний раз завтрак в столовой, в последний раз звяканье тарелок с эмблемой школы.

В купе Флинн, сложив рубашку в клетку, в которой она появилась в поезде, аккуратно положила её в пустой шкаф. Вместо неё она уже всё утро ходила в рубашке Йонте, жёлтой, слишком большой для неё. Она надеялась, что Кёрли не заметит подмены.