– Заканчивайте настройку, – велела мадам Флорет Гарабине, – пока расположение звёзд благоприятствует. – Голос у неё дрожал, но в нём слышалось предвкушение близкого триумфа.

Гарабина не медля принялась крутить рукоятки телескопа, направляя его на звёзды.

Звёзды. Флинн внезапно поняла, почему её предупредили именно созвездия в вагоне «Героизм» и почему устройство Стуре, которое он создавал под теми же созвездиями, позволило ей услышать прошлое. Вернуть прошлое можно только при помощи звёзд!

И в данную минуту звёзды, похоже, этому благоприятствовали…

– Не будь дурой, Гарабина, – сказала Флинн, спиной ощущая присутствие мадам Флорет. – Как же ты достигнешь большого будущего, когда у тебя будущего вообще не будет? Двадцать пять лет назад ты ещё даже не родилась.

Гарабина не обращала на неё никакого внимания.

Флинн зажмурилась, почувствовав жжение в глазах. Все они исчезнут с лица земли, словно никогда и не существовали, – и всё только потому, что она, как всегда, не сумела найти нужные слова.

– Ладно! – крикнула она, закипая от злости. – Пусть! Никто не может тебе запретить уничтожить саму себя. Но как ты можешь присваивать себе право жертвовать другими?

К её огромному потрясению, Гарабина остановилась. Её суровый взгляд скользнул мимо Флинн к мадам Флорет.

– Жертвовать? – спросила она.

– Ну, давайте же скорее! – нервно выкрикнула мадам Флорет.

Гарабина не реагировала. Посреди скал и безлиственных лесов, на крыше покачивающегося под их ногами поезда, под бесчисленными звёздами над их головами наступила поразительная минута тишины. От Гарабины требовалось принять решение, и она это знала.

– Что значит «жертвовать»? – ещё раз спросила она, глядя мимо Флинн на мадам Флорет. – Вы что, его для этого сюда привели?

Тысячи иголок вонзились во Флинн с головы до ног, её затрясло. Она догадалась, о ком говорит Гарабина…

Рядом с ней, обернувшись, испуганно охнул Касим. Наконец и Флинн нашла в себе силы повернуться.

Мадам Флорет вцепилась Фёдору в затылок, пальцы её напоминали тиски. К его виску она прижимала магический бумеранг Даниэля. Флинн видела, как острое дерево врезалось в кожу.

Во рту у неё так пересохло, что было больно, когда она сказала:

– Отпустите его! Немедленно!

Фёдор! Она так надеялась, что он не побежит по крышам! Она так надеялась, что всё будет хорошо.

– Ну, давайте, Гарабина, скоро там? – Кожаные защитные очки мадам Флорет с огромными выпуклыми стёклами плотно сидели у неё на носу, словно таким образом она намеревалась исключить любые сомнения: никаких взглядов в сторону. В толстых стёклах так чётко отражалось ночноенебо, что, должно быть, она видела только его.

Здесь, в ночи, намного более свирепой и реальной, чем жизнь в поезде, впервые в жизни с лица Гарабины постепенно сошло надменное выражение. Она громко сказала:

– Я не хочу иметь на своей совести кочегара, а в довершение ещё и весь Всемирный экспресс. Об этом вы мне ничего не говорили! – Голос её был слабым, как ветер.

Вне себя оттого, что Гарабина ей не повиновалась, мадам Флорет прорычала:

– Двадцать четыре года назад проклятый Всемирный экспресс поглотил мою сестру без остатка! Она провела в поезде меньше года и потом больше никогда не объявилась. Она на совести этого поезда! Нет никаких оснований щадить его! – Она тяжело дышала.

Экспресс резко повернул между нагромождениями скал, и Флинн опасно закачалась на скользкой поверхности крыши. Ухватив её за локоть, Касим многозначительно взглянул на неё. От осознания, что мадам Флорет точно так же истово ищет свою сестру, как она – сводного брата, мир вокруг Флинн отступил далеко назад.

«Я знаю, что она чувствует, – думала она. – Мы с ней ближе друг другу, чем все остальные здесь». Закончить эту историю было делом не Гарабины – это было делом Флинн.

– Два года назад во Всемирном экспрессе исчез мой сводный брат, – громко сказала она. – Мне не хватает его каждый день. Такое чувство, будто жизнь теперь стала неполной. – Флинн осеклась. Она сомневалась, услышала ли её мадам Флорет из-за стука колёс, но спустя несколько секунд учительница прошипела:

– Я знаю. Но что такое жалкие два года, Нахтигаль? Ваша мать лишилась рассудка из-за потери ребёнка?

– Ну да, – начала Флинн, но ответ мадам Флорет не интересовал. Она выкрикнула: – А ваш отец развёлся с ней из-за этого? – Она настолько повысила голос, что слова её отскакивали от стенок защитного пузыря тысячекратным грозовым эхо. – Из-за этого вы семнадцать лет преподаёте бестолковым, избалованным детям вместо того, чтобы сделать блестящую карьеру магического технолога, которую вам прочили?

Покачав головой, словно сама не в состоянии всё это понять, мадам Флорет призналась:

– Я никогда не была павлином. После учёбы в Медном замке я только из-за сестры стала работать здесь учительницей. Мне дали пустые обещания расследовать её исчезновение – и в результате ничего не сделали! Ничего не сделали, Нахтигаль, за двадцать четыре года моей жизни!

Флинн ожидала, что мадам Флорет расплачется, но вместо этого она с каменным лицом ещё сильнее прижала острый край бумеранга к голове Фёдора. Флинн видела, как он стиснул зубы.

Золотые знаки в текстуре дерева начали светиться, из-за их яркого мерцания Флинн наконец пришлось зажмуриться.

– Когда взорвалась машина Хинриха Ханка, я дала себя клятву никогда не втягивать в поиски Йетти ни одного павлина, – шипела мадам Флорет. – Но что мне это дало? Ничего!

Больше всего на свете Флинн хотелось заткнуть уши. Слова мадам Флорет так глубоко задели её, что ей сделалось страшно. Она понимала, как случилось, что та зашла так далеко.

Внезапно поезд поехал быстрее, и Флинн пошатнулась. Только сейчас она заметила, что Всемирный экспресс катил по громадному древнему виадуку. Справа и слева от каменного моста, по которому тянулся поезд, зияла громадная пропасть, такая же тёмная, как ночь над ними.

Взглянув вперёд, она увидела там только чёрный-пречёрный туннель в сером горном массиве. За несколько метров до него в паровозном дыму возникла белая шевелюра. Кто-то крикнул:

– Пригнитесь!

Флинн ощутила воздушную струю такой головокружительной мощи, словно защитный пузырь над крышами вагонов в одночасье испарился. Она еле удержалась на ногах от настигшего её с размаху порыва ночного ветра.

Мадам Флорет тоже потеряла равновесие, и лицо её исказилось от напряжения.

– Давайте же, Гарабина, скорее! – Её рука с бумерангом дёрнулась, будто она собиралась по привычке хлопнуть в ладоши. Движение было мимолётным, но Фёдор среагировал мгновенно. Молниеносно крутнувшись, он вырвался из её хватки.

– Нет! – взвизгнула мадам Флорет. В стремительном прыжке, напоминающем бросок вратаря за мячом, она попыталась схватить Фёдора, но мальчик выбил бумеранг у неё из рук, и подобно взрывной волне тот, светясь, просвистел в миллиметре от головы Флинн.