— Не они одни такие, Лео, дорогой, не они одни, — с легкой язвительностью произнесла она. — Ладно, я поговорю с ним: посмотрим, чего он хочет.

Я откинулась на спинку кресла, стараясь скрыть волнение, и опять высморкалась. Директор тем временем попросил телефонистку соединить его с нужным номером. Ждать пришлось довольно долго, и нам подали кофе; Розалинда постепенно вернулась в хорошее расположение духа, и Лео Мартин тоже повеселел. В конце концов разговор с журналистом состоялся. Он длился около трех минут, и я не поняла из него ни слова, потому что Розалинда говорила по-английски. Однако отметила серьезность и холодность ее тона.

— Все, — сказала она, положив трубку. Мы попрощались с директором, поблагодарили его за помощь и прошли к выходу через приемную, под горящим от любопытства взглядом секретарши.

— Чего он хотел? — нетерпеливо спросила я, едва мы вышли из банка.

— Это был a bit of blackmail. Не знаю, как сказать по-испански. Когда человек говорит, что сделает нужное тебе только в том случае, если ты выполнишь определенные условия.

— Шантаж, — подсказала я.

— Шантаж, — с сильнейшим акцентом произнесла англичанка новое для себя слово.

— И чего же он добивается?

— Хочет лично встретиться с Хуаном Луисом и еще получить на несколько недель возможность присутствовать на переговорах в высших официальных кругах. За это он обещает вывести нас на нужного человека в Мадриде.

Я молчала, не решаясь задать следующий вопрос. Боялась услышать от Розалинды, что она ни за что не станет впутывать в это дело первое лицо испанского Марокко, да и вообще никому не позволит ее шантажировать. Тем более неизвестному беспринципному журналисту, и всего лишь ради того, чтобы помочь какой-то несчастной модистке.

— И что ты ему сказала? — наконец осмелилась я.

Розалинда пожала плечами с видом смирившегося с неизбежностью человека.

— Чтобы он сообщил мне телеграммой дату своего приезда в Танжер.

26

Маркус Логан приволакивал ногу, почти ничего не слышал одним ухом, а рука висела на перевязи. Все эти увечья были у него с одной стороны, с левой, — рядом с ним разорвался снаряд, едва его не убивший, когда он готовил для своего информационного агентства репортаж об артиллерийских атаках националистов в Мадриде. Розалинда позаботилась, чтобы в порту Танжера журналиста забрал автомобиль и привез в гостиницу «Насьональ» в Тетуане.

Я ждала их во внутреннем дворике, сидя в плетеном кресле, в окружении цветочниц и выложенных кафелем арабесок. По стенам, покрытым решетками, поднимались вьющиеся растения, а с крыши свисали большие мавританские фонари; до моего слуха доносился лишь гул голосов и бульканье воды в маленьком фонтане.

Розалинда приехала, когда застекленную крышу над моей головой пронизывали последние лучи вечернего солнца; журналист появился десять минут спустя. Он представлялся мне резким, бесцеремонным и язвительным человеком, привыкшим идти напролом для достижения своих целей. Однако я ошиблась, как всегда можно ошибиться, пытаясь составить представление о человеке на основании какого-то одного поступка или нескольких слов. Я ошиблась и поняла это, едва наш журналист-шантажист прошел через арку во внутренний дворик. Он был в мятом льняном костюме, и на шее у него болтался небрежно повязанный галстук.

Ему не составило труда нас узнать: достаточно было окинуть взглядом дворик, чтобы заметить двух молодых женщин, сидевших в одиночестве, — блондинку, чья внешность явно выдавала в ней иностранку, и смуглую брюнетку, несомненно испанку. Мы ждали его, не поднимаясь и словно приготовившись к сражению. Однако нам не пришлось демонстрировать свой боевой дух, потому что Маркус Логан, появившийся перед нами в тот вечер, мог вызывать какие угодно чувства, но только не страх. Он был высокого роста, лет тридцати пяти, с каштановыми, немного растрепанными волосами, и, когда приблизился к нам, опираясь на бамбуковую трость, мы увидели, что левая сторона его лица покрыта свежими шрамами. Другая, не тронутая увечьями половина тела давала представление о том, каким был этот человек до трагического происшествия, едва не стоившего ему жизни, но при этом весь его вид не мог не вызывать сострадания. Он поздоровался с нами — со всей галантностью, какую только позволяло ему плачевное состояние, и поспешил опуститься в кресло, безуспешно пытаясь скрыть терзавшую его боль от ран и усталость после долгой поездки.

— Mrs. Fox and Miss Quiroga, I suppose?[56] — были первые его слова.

— Yes, we are, indeed, — ответила ему Розалинда. — Nice meeting you, Mr. Logan. And now, if you don’t mind, I think we should proceed in Spanish; I’m afraid my friend won’t be able to join us otherwise[57].

— Разумеется, прошу меня извинить, — произнес он на безупречном испанском, обращаясь ко мне.

Маркус Логан вовсе не походил на беспринципного шантажиста: он был обычным человеком, который выполнял свою работу и не желал упускать подвернувшиеся возможности. Как Розалинда, как я. Как все люди в те времена. Прежде чем перейти к делу, которое привело его в Марокко, и получить подтверждение, что выдвинутые им условия будут выполнены, он предпочел сообщить нам некоторые сведения о себе. Он работал на британское информационное агентство, имел аккредитацию на освещение испанской гражданской войны с обеих сторон, и ему доводилось не только работать в столице, но и ездить повсюду, где шли боевые действия. После ранения его срочно прооперировали в Мадриде и с первой оказией эвакуировали в Лондон. Потом он провел несколько недель в Королевской лондонской больнице, прикованный к постели и мечтавший вернуться к активной жизни.

Узнав, что человек, близкий к верховному комиссару Испании в Марокко, хочет получить от него некую информацию, он решил не упускать случай. Он понимал, что физическое состояние не позволяет ему вернуться к работе военного корреспондента, а поездка в протекторат, напротив, оказалась очень кстати. Правда, пришлось долго воевать с врачами и начальством за разрешение отправиться в путешествие, и они немало потрепали ему из-за этого нервы. Он попросил у Розалинды прощения за свою резкость в телефонном разговоре, несколько раз согнул и разогнул ногу, морщась от боли, и наконец перешел к насущным вопросам.

— Я с самого утра ничего не ел; не возражаете, если я приглашу вас поужинать и мы в это время поговорим?

Мы с Розалиндой приняли приглашение. На самом деле я готова была на все, что угодно — хоть есть тараканов, — ради получения информации, которую ждала столько дней. Логан непринужденно позвал одного из арабов-официантов, сновавших по внутреннему дворику с заказами, и попросил приготовить для нас столик в ресторане гостиницы.