У меня холодеет все внутри, но я боюсь произнести хоть слово.

Мы приезжаем в больницу. В кабинет ко врачу я захожу с обоими мужиками, но это не вызывает у врача никаких вопросов.

После осмотра она говорит им, а не мне:

– Мастит. Пока ранняя стадия.

Потом уже обращается ко мне:

– Сцеживать надо, милочка. Массаж. Иначе – на операционный стол. А совсем запустишь – и груди лишишься. Поняла?

Я никак не реагирую на ее слова.

– Она поняла, – отвечает за меня один из моих сопровождающих.

– Ну, пошли, – обращается уже ко мне и толкает в плечо. – На фотосессию.

Ржёт сам и тем же ему отвечает второй.

Я с надеждой смотрю на врача, но она упорно делает вид, что ничего не замечает, старательно записывая что-то в какой-то журнал.

Мы выходим и идём по длинному коридору, едем на лифте. Опять идём по коридору. Бесконечные пролеты, повороты. Лабиринт. Как и моя жизнь сейчас.

Наконец, мы заходим в какое-то помещение и там, за стеклом, стоят боксы с малышами.

Я рвусь к стеклу. Там мой сын! Я чувствую это.

– Ты смотри, какая резвая, – усмехается один из мужиков. – Может, и не болеет вовсе?

Я липну к стеклу обеими руками и лицом. Пытаюсь угадать, в каком из трёх боксов мой сын. Я ведь толком его и не видела.

– Пошли, – меня хватают за руку и тянут куда-то.

Внутрь. Туда, где стоят боксы.

– Вставай сюда.

Меня ставят рядом с одним из боксов. Взгляд сразу же устремляется на малыша.

Да! Это мой сын. Чувствую это на уровне инстинкта.

Маленький и беззащитный. С памперсом на головке. Он спит.

Я в первый раз вижу сына. Обнимаю бокс. Целую его.

– Встань прямо, блять! – командует грубый голос.

Но я не могу оторваться от бокса. Я бы так и осталась здесь. С ним. С моим сыном.

– Что за бесячая баба! – взрывается мой сопровождающий. – Встань, тебе говорю!

Дёргает меня за плечо. Я выпрямляюсь.

– Вот так. Улыбочка, – опять ржет и щелкает телефоном. – Готово. Пошли.

Нет! Я не уйду! Скребу ногтями по стеклу бокса, когда сильные руки тянут меня на выход.

– Нет! – кричу и тут же получаю несильный, но очень болезненный удар в грудь.

Скрючиваюсь от боли.

– Что здесь происходит? – слышу женский голос, который тоже кажется мне знакомым.

– Только слово, сука. Одно слово. И я прострелю нахуй бокс. Поняла? – шипит мне на ухо мужик.

Женщина подходит у нам.

– Что происходит здесь? – повторяет она вопрос.

– Ничего особенного, Ксения Игоревна, – обычная истерика, – в дверях появляется ещё одна женщина в белом халате. – Отказники. Как обычно.

Меня поднимают и я встречаюсь взглядом с Ксенией Игоревной. Это она! Мой первый гинеколог. Потом, правда, мне сказали, что она уволилась, и я больше ее не видела.

– Лея? – она тоже удивлена. – Что случилось? Ты родила?

Она смотрит на мой живот.

Мне хочется кричать и просить о помощи, но в спину упирается что-то твердое и холодное. И я понимаю, что это ствол пистолета. «Прострелю бокс», – сразу всплывает в голове.

Поэтому я просто смотрю на нее глазами, полными слёз.

– Все хорошо, не волнуйтесь. Небольшие семейные проблемы, – улыбаясь, говорит один из мужиков.

Они подхватывают меня под руки и уводят.

– Не понимаю, – слышу я голос Ксении Игоревны.

– Ну, все, как обычно, – отвечает ей другой врач. – Отказалась от ребенка. Пришла проститься. И жалко ей, а взять не хочет. Актрисы.

Сижу как истукан. Смотрю на дверь.

Серый за столом. Двигает с места на место малахитовую подставку. Трогает карандаши. Мешает мне слушать. Ждать, когда, наконец, услышу шаги по коридору.

Эти звуки мешают сосредоточиться. Вроде бы, уже держу себя в руках. Зарядился спокойствием. Но беспокойная, злая ненависть внутри затихла и ждёт, как бы выскочить в неподходящий момент, и всё испортить.

Для этого я и попросил Серого быть здесь со мной. Чтобы он сдержал меня, в случае чего.

Слышу. Идут.

Секретарь открывает перед ними дверь. Все сосредоточены. Напряжены.

Вошли три человека. Рожи незнакомые. Один с кейсом. У одного амбала выражение лица пренебрежительное, бандитское. Взгляд из-под век напряженный, но рабочий. Этот явно припрятал пару пушек на теле. Второй – со взглядом оценивающим, быстрым.

Лучше не дергаться. Понимаю. Но как хочется сорваться с места, прыгнуть и вцепиться кому-то из них в шею.

Серый быстро глянул на меня – оценил мою реакцию. Положил ладонь на стол.

Я спокоен. Держусь. Не кидаюсь. Понимаю последствия. Слишком многое на кону.

Трое садятся за стол по шеренге. Синхронно. Высокий, пониже и самый низкий.

Лебединое озеро. Блять.

Мы с Серым напротив.

Человек посередине, постарше чем те двое. Исполняющий. Кладёт на стол кейс. Открывает, достаёт папки, и убирает кейс.

– Это на завод. Вот это на участок с застройкой. Это на пляж. А вот это на клуб.

Средний красиво раскладывает на столе папки и каждую двигает ко мне.

Мы с Серым переглядываемся. Я усмехаюсь только краем губы.

– А у вашего хозяина морда не треснет?

Серый стучит пальцем по столу, призывая меня успокоиться и не начинать.

Да я-то спокоен.

Нет, я конечно собирался отдать завод, но не думал, что они придут забирать здоровый кусок моего капитала. В голове полетели сомнения.

– Я хочу их видеть, – говорю, глядя в глаза человеку посередине.

Он достаёт телефон, щёлкает в нём и суёт мне под нос экраном. Включает и я вижу короткое видео. Буквально на несколько секунд.

– Смотри число и время, – говорит он и тыкает мне в лицо телефон.

Смотрю. Снято сегодня, почти только что.

На экране… я чуть не взвыл. Моя девочка. Худая, несчастная, серая. А там за стеклом, над которым она склонилась, крохотное тельце. Маленькое, беззащитное.

Чувствую, как слёзы подступают. В горле комок. С трудом выдыхаю и гляжу на мужика этого злобно исподлобья.

Серый снова стучит пальцем по столу.

Я тянусь рукой, беру договор на завод. Пролистываю его и быстро подписываю каждую страницу. Серый берёт другой договор. Пока он читает его, я тянусь к следующему. Так же быстро пролистываю и подписываю.