– Пришла, вроде, в сознание, – женский прокуренный голос на этот раз говорит с облегчением куда-то в сторону.

– Вовремя, – слышу второй женский голос, более звонкий. – Началось уже. Видишь? Если она не перенесет, наши с тобой дети останутся сиротами. Видела, кто ее сюда привез? Я слышала разговор с врачом. Поняла только одно: и мать, и ребенок должны остаться в живых.

– Хватит болтать! Смотри, как скрючило ее.

И это, похоже, про меня. Потому что все мое тело прожигает сильная боль. Концентрируется в животе и тянет вниз. Не в силах сдерживаться, кричу.

– Все правильно, девочка, кричи. Так будет легче.

– Где я? – каждое слово даётся с трудом и каждый мой выдох сопровождается режущей болью. Легче прекратить дышать, чем терпеть эту боль.

– В больнице, – одна из женщин гладит меня по голове. – Надо постараться. Ради ребенка. Дыши глубже.

– Я рожаю? – испуганно спрашиваю я и приподнимаюсь на локтях.

– Да, не трать силы.

И тут из меня вырывается крик. Боль становится невыносимой.

Если раньше боль была непостоянной, то стихала, то опять накатывала, то теперь она не уходит.

Ломит все тело. Отдается в каждом нервном окончании.

– Давай, девочка, давай. Уже совсем скоро. Тужься.

Мне демонстрируют, как правильно дышать. Я правда стараюсь, но получается не совсем то, что должно быть. Облегчения это не приносит.

Мне тяжело. И больно. И рядом со мной нет ни одного близкого человека.

Я так мечтала, что Егор будет держать меня за руку, когда наш сын появится на свет. Что он первым возьмёт его на руки.

Но Егора рядом нет. И наш мальчик появится на свет раньше срока. Что будет, если ему не помогут?

Сильная боль опять заставляет меня забыть обо всем.

– Плохо идёт, – слышу я уже как будто эхом в лесу.

– Накладывать?

– Погоди. Давай просто надавим пока.

И чувствую, как что-то давит мне под ребра.

Глаза в тумане. В ушах стоит гул.

Кричу и тужусь и почти сразу же испытываю слабое облегчение от того, что теряю сознание. Погружаюсь в темноту.

Какие-то звуки доносятся сквозь помутнение. Слышу голоса и кажется, что даже слабый писк ребенка. Тяну руки, чтобы взять его, но хватаю лишь воздух.

Где он? Где мой малыш? Мой мальчик? Сынок!

Хочу закричать и не могу. Безвольно шевелю губами. И постепенно прихожу в сознание.

Ещё лежу с закрытыми глазами, но уже могу различить голоса и уловить смысл разговора.

– Что будем с ней делать? Вдруг подохнет? – говорит мужчина с различимым акцентом.

– Хуй с ней, – отвечает второй и его голос кажется мне знакомым. – Главное ребенок.

– Она тоже нужна. За двоих легче получить то, что надо. Уверен, что Громову нужен этот ублюдок?

– Сто процентов. Ждал он этого ребенка. И к сучке этой прикипел. Так что, все складывается просто заебись. И, даже если она подохнет, за недоношенного этого Громов все отдаст. Похоже, в себя приходит. Пошел я. Ни к чему ей видеть меня.

Не осталось ни одного человека, кого бы я не поставил на уши.

Все, абсолютно все, кто был в моей записной книжке и в телефоне, и даже те, с кем много лет уже не общаюсь. Я обзвонил всех.

Прошу помощи и информации.

Возможно, кто-то из них сделал это, а теперь тихо смеётся в кулак, глядя на то, как я ношусь по городу. Ищу, копаю. Как вгрызаюсь взглядом в их лица, пытаюсь понять, определить, распознать. Кто из них?

Что я могу? Только это. До боли в сердце мало.

Что можно сделать, когда абсолютно ничего нет? Никакой информации. Только на экране черная машина и люди в черном – вот всё, что мы имеем.

Ни номеров – заклеены. Ни лиц – скрыты балаклавами.

Всё.

Я издерганный. Представляю, что моя девочка сейчас там у них, у этих диких зверей. Господи, чего я только не представляю. Это невыносимо, трудно. Не думал, что так будет.

Всё время созваниваюсь с Серым. Он тоже поднял на уши всех, кого мог. Бросил все силы на поиски Леи. Но что он может? Так же как и я в этой ситуации он бессилен.

Пролетели сутки. Нервозные, стремительные и одновременно долгие сутки. В отчаянии я уже не знаю, что предпринять. Кидаюсь в разные стороны, но кажется впустую. Мечусь словно в агонии. И каждую секунду ощущаю боль внутри. Страшную, неутихающую боль.

Останавливаюсь, смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Что-то случилось внутри меня, то что изменило выражение лица и блеск глаз. Я как будто другой. Тот же, но уже другой.

Хочу остановить время и вернуть вчерашний день, чтобы не дать случиться тому, что случилось. Если бы вернуть хоть на минуту, я бы сделал больше, намного больше.

А теперь я жду. Чего? Жду требований.

Не может быть, чтобы не было требований. Тот, кто похитил Лею, точно знает, чего он хочет. И это время даёт мне прочувствовать всю серьёзность ситуации.

Я понял. Прочувствовал.

Хочу её вернуть. Любым путём, любыми средствами. Если даже у меня попросят отдать всё, я не задумываясь сделаю это. Только бы она была жива и здорова. Она и мой ребенок.

Но если хоть один волос упадёт с её головы, я порву их всех. Зубами, ногтями. Я вырву сердце у того, кто осмелится прикоснуться к моей девочке.

Это будет страшно. Пусть только попробуют. Я разнесу этот город к чертям собачьим. Перерою, перекопаю, но найду каждого. Каждого.

Серый пытается вернуть меня в русло разума. Пытается анализировать, рассуждать.

– Кому выгодно? Конечно только Султану, больше никому. Не зря же он приехал, заручившись поддержкой. Теперь будет творить здесь, что захочет. И я бы не советовал с ним тягаться. Не те силы.

– Я бы не советовал ему со мной тягаться, – в исступлении рычу в ответ.

– Ты же знаешь, кто за ним стоит, – осекает Серый.

– А мне плевать! – снова выхожу из себя.

– В тебе говорит гнев, а нужно рассуждать трезво.

– Хорошо, что ты предлагаешь? – зло смотрю на Серого.

– Дождаться требований, а потом уже решать.

– Ждать я не могу, она там и она беременна! – не выдерживаю и кричу, тыча пальцем в стену.

– Егор, мы и так уже сделали много и не нашли её. Думаешь, если ты будешь выёбываться они её пощадят? Не те люди, Егор, – спокойно говорит Серый.

– Блять. Я знаю что ты прав. Знаю. Но не могу, понимаешь. Как представлю…